Доктор Данилов на кафедре - страница 24

стр.

Мария Владимировна сопела в кроватке, и выражение лица у нее даже у спящей было какое-то непростое, с хитринкой. Болтайте-болтайте, мол, дорогие родители, стройте планы, а я уж буду жить так, как мне захочется.

– Тебе может захотеться… то есть, показаться… Ну, ты можешь завести любовницу, – продолжила Елена. – В этом нет ничего сверхъестественного и необычного…

Данилов не стал возражать – пусть Елена сначала договорит.

– А потом все закончилось, очень быстро, во всяком случае, гораздо быстрее, чем ожидала она. Зрелые умы в таких случаях лелеют в душе тихую и светлую печаль, а незрелые начинают действовать, – мстить. Чему ты улыбаешься?

– Поражаюсь буйству твоей фантазии, – ответил Данилов. – излагаешь ты складно. Только ничего подобного не было. Никаких интрижек я не заводил. Хочешь, на лекарственном справочнике поклянусь или на руководстве по анестезиологии и реанимации?

– Я тебе и на слово поверю, – улыбнулась Елена. – Раз ты говоришь, что не заводил, значит, так оно и было. Извини, просто захотелось внести ясность.

Она встала, чтобы уйти, но тут же снова села.

– Вот еще что хочу тебе сказать, Вова. Имей в виду, что даже если бы я ничего не знала, а мне позвонила бы какая-то женщина и представилась бы твоей любовницей, то я бы в два счета разобралась, что к чему. Это же так просто.

– Как именно? – заинтересовался Данилов.

– Выразила бы недоверие, в качестве доказательства попросила бы рассказать, каков ты в постели. Что ты любишь? Что не любишь? Что делаешь хорошо, а что, наоборот, плохо?

– А я что-то делаю плохо? – Данилов притворился очень сильно удивленным.

– Людей без недостатков не существует, – Елена показала ему кончик языка, – но ты можешь не волноваться, твои недостатки малы и только лучше оттеняют твои достоинства.

– А все-таки? – проявил настойчивость Данилов.

– Не заморачивайся… – махнула рукой Елена, – это я так, для профилактики, чтобы ты не зазнавался.

Глава пятая

РЫБАК РЫБАКА ПОЙМЕТ БЕЗ

КОНЬЯКА

«In my time of dying, want nobody to mourn
All I want for you to do is take my body home
Well, well, well, so I can die easy…»[19]

– Что-то репертуар поскучнел! – озаботился Полянский. – Где пульт? Вова, ты видел пульт?

Его под рукой не оказалось, пришлось вставать и переключать музыкальный центр с одного диска на другой вручную.

– Поэтому я и не люблю сборники, – сказал Данилов. – Песни меняются гораздо чаще, чем настроение.

– А мне нравится, – ответил Полянский. – В них есть своеобразный ритм и драйв…

– В последней песне драйва было особенно много, – улыбнулся Данилов. – Я просто еле на месте усидел, так в пляс тянуло.

– Ты просто не любишь рок-классику, – констатировал Полянский, – Высоцкого? Или Билли Холидэй?

– Может, выключишь? А то прямо музыкальная гостиная.

– Желание гостя – закон, – Полянский вернулся в кресло и поднял бокал, на дне которого плескался коньяк. – Звон бокалов – лучшая музыка для дружеских посиделок!

– Плесните колдовства, – попросил Данилов, протягивая ему свой пустой бокал.

– Извини, Вова.

Переложив бокал в левую руку (пока не выпил – на стол не ставь, есть такая примета), Полянский правой налил Данилову на два пальца коньяка, вернул бокал обратно и провозгласил тост:

– За все хорошее, что еще должно случиться с нами!

Коньяк был хорошим, мягким, пился легко. Полянский поленился и к приходу Данилова кулинарить не стал. Правда, какое-то гостеприимство проявил: наготовил кучу разномастных бутербродиков-канапе, а между блюдами с ними расставил вазочки с сухофруктами – ароматным инжиром, янтарно-медовой курагой, крупным черносливом и продолговатыми ломтиками груши. Увидев это великолепие, Данилов поинтересовался, уж не ограбил ли друг-приятель какого-нибудь рыночного торговца сухофруктами. Оказалось, что нет.

– Ты помнишь Юру Варакина? – ни с того ни с сего вспомнил Полянский. – Ну, ты должен помнить, такой упитанный живчик, сын доцентши Петраковой, которая нам акушерство читала…

– Да, – ответил Данилов без особого энтузиазма.

Варакина он не любил. Тот был слишком болтлив, хвастлив и отличался склонностью к тупым плоским шуткам, над которыми чаще всего смеялся в одиночку, зато оглушительно, так, что у окружающих уши закладывало. Тупоумное самодовольное существо с большими претензиями – Юра Варакин.