Доктор-хулиган - страница 24

Я тянусь к телефону и одновременно смотрю на белую доску позади себя. Она вся заполнена. У нас нет свободных мест, но есть один пациент, которого можно перевести в хирургию. А при необходимости можно использовать вспомогательные помещения, но это продлит уход за больными.

— Это дежурный педиатр, с кем я разговариваю?

— Сэм Эллери, Хирург.

— Сэм. Макс Донован. Скажите, почему аппендицит не подтвердился?

Он достаточно вводит меня в курс, чтобы я знал, что он выполнил свою работу.

— Сэм, дело вот в чем. В эти выходные отделение переполнено. Так что, если этому парню все равно предстоит операция, давайте с самого начала обеспечим правильное распределение ресурсов. Вы меня понимаете?

— Четко и ясно. — Слышу на заднем плане шорох, когда Сэм листает карту. — Это уже третий вызов скорой помощи по поводу боли в животе за последние полгода. Что-то происходит.

Вот черт. Определенно пришел наш черед действовать.

— Я сейчас спущусь.

Младший ординатор Гибсон входит как раз вовремя, чтобы услышать это. Она бросает на меня любопытный взгляд.

— Неотложка?

— Да.

— Хотите, чтобы я занялась?

— Нет, я спущусь. Здесь все спокойно. Но сегодня нам может понадобиться еще одна койка. Помозгуйте со Сьюзен и придумайте, как лучше всего это устроить.

— Хорошо.

Я спускаюсь по лестнице, радуясь минуте тишины, прежде чем войти в отделение скорой помощи. Представляюсь старшей медсестре. Я пока не со всеми здесь знаком, и ее я видел лишь однажды. Она бросает быстрый взгляд на мой пропуск, затем указывает на койку в задней части отделения скорой, рядом с той, где принимают взрослых.

Больница забита битком.

Я останавливаюсь у занавешенной стороны кровати, позволяя своим шагам и тени объявить о моем присутствии, прежде чем отодвинуть занавеску.

— Здравствуйте, я доктор Донован. Я понимаю, ты плохо себя чувствуешь, — обращаюсь я к пациентке, девятилетней девочке по имени Эмма, но обязательно смотрю в глаза маме и папе.

Они выглядят обеспокоенными.

Эмме явно больно.

Я делаю глубокий вдох и приступаю к делу.

Спустя двадцать минут Эмму поднимают наверх. Найдя ближайший компьютер, вхожу в систему, чтобы сделать запись о своем новом пациенте. Мы начнем давать ей лекарства и закажем серию тестов, но пройдет несколько дней, прежде чем у нас будет четкое понимание того, с чем мы имеем дело. Желудочно-кишечные заболевания, как известно, трудно поддаются лечению.

Когда я поднимаюсь, желудок урчит. Быстро взглянув на часы, понимаю, что пора ужинать, и, как обычно, у меня ничего нет. Идти в кафетерий в выходные бесполезно, если только я не хочу пиццу, а этого дерьма мне с головой хватает с Гэвином. Добавьте сюда Лахлана, и просто чудо, что я не превратился в пятнадцатилетнего подростка с тех пор, как переехал в Оттаву.

У меня в машине есть кексы, но и они не лучше.

Что мне нужно, так это заказать доставку. Курицу с овощами, рыбу с овощами, овощи с овощами. Невероятно скучно и идеально полезно.

Конечно, сейчас я хочу только пиццу.

Об идеальном здоровье побеспокоюсь завтра.

Держу свой путь через взрослое отделение скорой, так как вход в кафетерий находится на другой стороне, и уже почти выхожу за дверь, когда слышу, как ахает женщина.

— Ой. Нет, я в порядке.

Я останавливаюсь, внезапно обращая внимание на койку в углу.

Из-за занавески я слышу:

— Ну, я не в порядке, Мэтью, но добралась сюда сама.

Вайолет.

Я в этом здании, и я здесь профессионал. Внезапно начинаю в этом сомневаться. Я здесь только в роли врача.

Приблизиться к ней стало бы для меня ужасным нарушением ее личной жизни, особенно учитывая наши последние встречи.

С другой стороны, она ранена.

И что это, на хрен, за Мэтью?

В этот момент мимо меня проходит медсестра, направляясь к койке Вайолет, и отдергивает занавеску.

Я пристально смотрю на нее. На ней та же одежда, что и раньше, — джинсы и мягкий свитер. Рука обернута окровавленным кухонным полотенцем.

Медсестра что-то спрашивает, но Вайолет не отвечает, потому что заметила меня, и теперь мы смотрим друг на друга.

Она хочет меня проигнорировать. Если дать ей шанс, она возьмет себя в руки и так и сделает, или же умрет в попытках, что за бред. Ее лицо осунулось, румянец исчез, дыхание определенно неровное. Она плохо переносит боль.