Доктор Лерн, полубог - страница 21

Оба бассейна изображали тот же подводный пейзаж. Справа, как и слева, древесные разрастания самых разнообразных цветов покрывали маленькие утесы своими окаменелыми раздвоенными ветвями; песочная почва была усеяна морскими звездами, похожими на эдельвейсы; там и сям валялись пучки меловых палочек, на конце которых распускалось что-то мясистое, напоминающее хризантемы, желтого и фиолетового цвета. Мне трудно описать массу других венчиков, которые там находились; некоторые были похожи на маслянистые, восковые или желатинные чашечки; большая часть была очень неопределенного цвета и неясной формы, а сплошь и рядом они казались просто оттенком воды.

Из крана, находившегося внутри аквариумов, вырывались тысячи пузырьков, и их шумные жемчужины пробирались сквозь ветви деревьев перед тем, как достигнуть поверхности воды и там лопнуть. При виде их можно было подумать, что этот подводный садик нуждался в поливке воздухом.

Собрав все свои гимназические воспоминания, я решил, что оба собрания — различающиеся только в подробностях — заключали в себе исключительно полипов, — существа странные, как, например, кораллы или губки, словом, те существа, которым натуралисты отводят место между растениями и животными.

Двусмысленность их положения всегда вызывает интерес. Я постучал пальцем в левое стекло.

Немедленно задвигалось что-то неожиданное, напоминая опаловый стаканчик венецианского стекла, который сохранил свою тягучесть; что-то пурпуровое задвигалось ему навстречу: это были две медузы. Но мой стук вызвал и другие движения. Актинии, напоминая желтые или сиреневые помпончики, втягивались в свои известковые трубочки и снова распускались ритмичными движениями; лучи морских звезд и иглы морских ежей лениво пошевеливались; заплавали какие-то серые, алые, шафранного цвета вещи и, точно в водовороте, весь аквариум взволновался.

Я постучал в правый аквариум. Ничего не зашевелилось.

Было совершенно ясно: это разделение полипов на две части давало мне возможность легче усвоить себе ту разницу, которая в них заложена, ту, которая, соединяя животное с растением, роднит человека с травой. Эти существа были подобраны так, что находившиеся в левом аквариуме — активные — были на нижней ступени лестницы; находившиеся в правом — неподвижные — были на верхушке своей лестницы: одни начинали становиться животными, другие кончали быть растениями.

Итак, воображаемая бездна, которая, казалось бы, разделяет эти две антитезы, сводится к незначительным, почти незаметным изменениям в структуре, к различию, которое меньше поражает, чем несходство волка с лисицей, а между тем, ведь они двойники, братья.

И вот эту минимальную величину, это различие, которое создавало между ними, по твердому убеждению всех без исключения ученых, непроницаемую стену, потому что оно отделяло неподвижность от произвольного движения, Л е р н у н и ч т о ж и л.

В бассейне, стоявшем в глубине, обе породы б ы л и п ри в и ты о дн а к д р угой. Я заметил там студенистый листочек из породы неподвижных, привитый к подвижной ножке — и т е п е р ь л и с т о ч е к т о ж е дв и га лс я сам о сто я те л ьн о. Привитые приобретали свойства тех растений, к которым их прививали: неподвижные, всасывая живительный сок, начинали двигаться, а деятельность двигавшихся парализовалась от проникновения в них сока неподвижных.

Я бы охотно подробно осмотрел все применения этого нового принципа, но какая-то медуза, прикрепленная чуть не сотней повязок к морской водоросли, стала отчаянно биться о стекло, и я отвернулся с отвращением. Эта последняя стадия прививок, сопряженная с такими мучениями, была, на мой взгляд, лишним доказательством профанации, и я стал искать в голубых сумерках другое, менее тяжелое зрелище.

Набор профессора был разложен в строгом порядке. На этажерке была расставлена целая аптека. На четырех столах, сделанных из стекла, расставленных вперемешку с аквариумами, расположились ножички и пинцеты мучительства.

Нет! Лерн не имел права!.. Это было так же гнусно, как убийство, даже больше… И эти отвратительные упражнения и опыты над девственной природой были, одновременно, ужасным убийством и омерзительным насилием.