Долгие ночи - страница 26

Что может быть ужасней участи домохозяйки, чей мир ограничивается кухней и детской комнатой, а мысли — лишь тем, как ублажить мужа? Она не знает другой радости, кроме как раз в неделю сходить с приятельницей в кино, о парикмахерской или салоне красоты вспоминает только тогда, когда супруг начинает проявлять повышенное внимание к длинноногим блондинкам, и считает верность главной добродетелью.

В редакции ориентировались совсем на других женщин: уверенных в себе, сильных, идущих к цели напролом. В их жизни мужчины занимали далеко не первое место и не значили почти ничего. А уж страдать из-за кого-нибудь, терзаться сомнениями или мучиться от ревности считалось чем-то постыдным, как болезнь, которую надо тщательно скрывать от окружающих.

Поэтому Элис даже не с кем было посоветоваться. Обратись она к Сандре или Надин с вопросом, оставлять ли ребенка, те, не задумываясь ни на секунду, дали бы отрицательный ответ. Но Элис еще не превратилась окончательно в амазонку, да она в глубине души и не хотела этого. Подчиняясь неписаным законам «Золотой орхидеи», она пыталась выработать в себе защитный рефлекс ко всему, что было связано с любовными переживаниями, но так и не смогла.

Да, она спокойно обсуждала с сотрудницами недостатки мужчин, смеялась над их глупостью и самоуверенностью, утверждала, что карьера важнее всего, но до конца не верила в это. Потому что с детства мечтала о большой семье и своем доме, где царили бы радость и нежность, о детях и верном заботливом муже, который будил бы ее по утрам поцелуем… Но сколько женщин на свете мечтают о подобном маленьком счастье, а остаются ни с чем.

Усталость сморила Элис, и Мэтью, прислушиваясь к тихому дыханию, осторожно укрыл ее колени своей курткой. Он ничем не мог помочь, и эта беспомощность причиняла боль. Для семьи Пристли он всего-навсего бывший врач Элизабет, и за прошедшие годы о нем, наверное, попросту забыли. Питер, отец Элис, был весьма удивлен, услышав его голос в телефонной трубке. Что ж, этого следовало ожидать. Мэтью беспокоило другое: как произойдет встреча с Кэтрин, не станет ли она снова возвращаться к тем непонятным и странным отношениям, что связывали их прежде.

Для Элис это было бы неприятно, и к чему причинять ей лишнюю боль, особенно сейчас? Но оставить ее в одиночестве Мэтью не мог, не хотел. Глядя на бледное лицо с полураскрытыми губами, он едва удерживался от желания поцеловать ее. Эта нежная кожа, усыпанная крохотными веснушками, словно звала прикоснуться кончиками пальцев, разгладить едва заметные морщинки в уголках губ.

Мэтью приподнял руку, но так и не решился дотронуться до спящей Элис. Имеет ли он право надеяться? Он, кто не раз ранил ее сердце обидами, кто не находил в себе смелости признаться в любви и оправдывал свои проступки неудачно сложившимися обстоятельствами? Невозможно всю жизнь полагаться на свою счастливую судьбу, когда-нибудь она обманет. Мэтью с горечью усмехнулся: он сам все испортил. Если бы еще тогда, в Лондоне, он дал понять Кэтрин, что ей не стоит строить радужных, но неосуществимых планов… Но теперь слишком поздно: страницы не перепишешь, и, значит, остается только ждать.

Элис проснулась от резкого толчка и вскрикнула: ей показалось, что самолет падает вниз со страшной скоростью, уши заложило, дышать стало трудно.

— Что происходит? — с трудом разжимая губы, спросила она у Мэтью.

— В Лондоне метель, очень сильный ветер. — Он крепко держался за подлокотники, пальцы побелели от напряжения.

— Это опасно?

— Надеюсь, нет. — Мэтью даже в критических ситуациях старался внешне оставаться спокойным. — Во всяком случае, капитан просил не волноваться.

Самолет снова тряхнуло, в салоне послышались стоны. Стюардесса с неестественной, словно приклеенной улыбкой прошла мимо, проверяя, все ли пассажиры пристегнуты.

— Мне страшно, — прошептала Элис.

— Все будет хорошо. — Мэтью накрыл ее руку прохладной ладонью.

Время тянулось медленно, самолет то нырял вниз, то выравнивался, из-за метели за стеклом иллюминатора ничего не было видно, и казалось, что стальная птица несется в белой пустоте неизвестно куда. Элис каждое мгновение ожидала удара, взрыва, чего угодно, лишь бы поскорее закончился этот полет.