Долгие ночи - страница 55

Мэтью зашел в небольшой бар: это решение достойно того, чтобы его отпраздновать, пусть даже и в одиночестве.

— Виски с содовой.

Бармен молча смешал коктейль и поставил на стойку.

— У вас есть дети? — неожиданно для себя спросил Мэтью, отпив глоток.

— Да, синьор, трое. — Бармен улыбнулся и достал из бумажника глянцевую фотографию. — Вот, два сына и дочь, красавцы, все в меня.

— И вы счастливы?

Бармен пожал плечами.

— Мне некогда об этом думать, я работаю, синьор. Мне ведь надо растить детей.

— Да, конечно.

Мэтью допил виски и расплатился. Выйдя на улицу, он огляделся по сторонам: люди куда-то торопились, о чем-то спорили, ссорились или целовались, кто-то хмурился, кто-то смеялся. А он чувствовал себя среди них чужим и лишним, и даже почти ощутил собственную бесплотность.

Что он сделал за тридцать пять лет? Причинил множеству ни в чем не повинных людей страдания: когда уводил у приятелей подруг, а через несколько ночей бросал их, получив свою долю удовольствия. Правда, он и спасал жизни, когда склонялся над беспомощным телом больного и смерть, уже готовившаяся забрать душу, отступала.

Не смог удержать самую дорогую на свете женщину, не смог побороть зло, оказался бессильным перед выплеснувшейся на них ненавистью. Но все-таки любил… Любит.

Мэтью остановился перед празднично украшенной витриной и всмотрелся в свое отражение. Усталость оставила на лице следы, и седых волос стало больше. Но он все тот же Мэтью Дэймон, и он не сложит оружия.

— Все кончено, — прошептал он сам себе. — Все только начинается.

Элис сидела, обхватив колени, у камина и смотрела на алые языки пламени. С момента ее возвращения в Рэдсток прошло три месяца, холодную зиму сменила весна, солнце все чаще заглядывало в окна дома, теплый ветерок перебирал ветви деревьев, словно будил их от долгого сна.

За это время многое произошло: Элизабет выписали из больницы, свадьба Кэтрин и Саймона так и не состоялась. Ветреный художник неожиданно осознал, что красота супруги — не гарантия счастливого брака. Он исчез как-то незаметно, и Кэтрин в ярости разорвала все его письма, а сама уехала обратно в Лондон.

Ни Джоан, ни Питер не узнали, из-за чего Элис убежала в Рим и куда пропал ее жених, мистер Дэймон. Сначала они задавали вопросы, но Элизабет быстро пресекла эти попытки. Еще в декабре она обо всем поговорила с внучкой и нашла для утешения самые нежные слова. Она же объявила за праздничным обедом, что скоро в семье Пристли одним человеком станет больше.

Родители Элис сначала были немного расстроены тем, что их старшая дочь родит ребенка вне брака, но постепенно свыклись с этой мыслью. И теперь окружали Элис заботой и лаской. Общее внимание помогло ей справиться с депрессией, она совсем успокоилась и старалась забыть прошлое.

Но Мэтью приходил к ней по ночам, пробирался в сны. Его образ преследовал неотступно. И Элис смирилась: она поняла, что никогда не разлюбит этого человека, что они связаны навечно, и нет на свете такой силы, которая могла бы разорвать эту связь.

Элизабет, видя терзания внучки, не раз спрашивала, почему та поступила так странно в Риме, когда решила поставить точку в отношениях, которые еще можно было восстановить. Ведь Мэтью любит ее. И Элис не знала, что ответить. В том состоянии ей не хотелось ничего. А сейчас уже было слишком поздно. Она даже не представляла, где сейчас находится отец ее ребенка.

Да и в любом случае, он, наверное, обо всем забыл. Память стирается, время все завешивает непроницаемой пеленой. И если оглянуться назад, ничего не увидишь, кроме тьмы.

Элис вздохнула и, потянувшись, встала. Из зеркала, висящего в простенке, ей улыбнулось прелестное отражение. Отдых и покой принесли свои плоды: вернулся румянец, исчезли тени под глазами. Она посмотрела сверху на округлившийся живот, провела по нему ладонью.

— Расти, малыш.

— С кем ты разговариваешь? — В гостиную медленно, опираясь на трость, вошла Элизабет.

— С ребенком.

— Все хорошо?

— Да, не волнуйся.

Элизабет уселась в любимое кресло и поманила внучку к себе.

— Давай поговорим, — сказала она. — Я знаю, тебе все еще больно, но…