Долгих лет царствования - страница 10
…Миновала седьмая попытка, и я вновь покосилась на часы. О, уже два… Нет, кажется, часы спешат, минуту назад был всего час ночи. Но ведь на королевских празднованиях всегда задерживались до рассвета, у меня с головой хватит времени, чтобы вернуться вовремя!
Я вновь посмотрела на Наоми. Глаза её были закрыты, и она едва слышно дышала. Дэгни же свернулась на её коленях, положила хвост на книгу, дабы убедиться, что Наоми проигнорировать её не сможет, но вот та явно спала, и кошка уже тоже задремала, пожалуй.
В окно заглянуло солнце, когда я вновь покосилась на часы. Я как раз наливала селитру в колбу и затаила дыхание, надеясь, чтобы всё было в порядке, как вдруг идеальную тишину прервали раздававшиеся где-то над головой тяжёлые шаги.
Я подпрыгнула. Селитра едва не пролилась на стол, и, готова поклясться, Дэгни удивлённо уставилась на меня. Бал уже, наверное, закончился, и мой папа меня точно убьёт. Я схватилась за тряпку, быстро вытирая стол. Ведь если кто-то тронет его руками не в перчатках…
Наоми села.
— Что случилось? — причёска её наполовину разрушилась, и шпильки повылетали — пришлось самостоятельно подтягивать весь этот хаос на своей же голове.
— Я слышала шаги наверху. Наверное, это мой отец…
Может быть, праздник ещё и не закончился! Наверное, он наконец-то заметил моё отсутствие и решил меня поискать. Я даже не знала, что из этого хуже. Ведь когда я покинула празднование Нового Года слишком рано, он запер меня в комнате на месяц — не пускал в лабораторию. Никаких экспериментов, исследований, у меня даже книг не было, хотя я присутствовала на балу, просто ушла на час раньше. А вот этого хватит с головой на то, чтобы наказание было едва ли не пожизненным!
Шаги стали звучать ещё тяжелее. Слишком для горничной, слишком даже для моего отца… А если он притащил сюда весь двор, чтобы те меня отругали?
Нет, может, это кто-то другой… Например, воры. Опозиционные преступники, что поджидали того момента, пока опустеет поместье. Может, эти злоумышленними хотели остаться незаметными, думали, что тут никого нет…
Я схватила железные щипцы, вскинув их перед собой, будто оружие, и теперь внимательно смотрела на дверь лаборатории.
— Фрея? — Наоми потянулась к ломатке у камина. — Как думаешь, кто это такой?
Я не ответила. Нет, это не мог быть кто-то хороший. Но если мы будем вести себя тихо, они сюда и не зайдут. Мало ли, какая-то заброшенная лаборатория под домом! Вряд ли тут будет тайник с какими-то украшениями.
— Фрея! Фрея, ты тут?
Да, это был мой отец, но он не казался сердитым. Голос его был слишком громким, испуганным и преисполненным отчаянья. Что-то пошло не так…
Прежде чем я успела отложить свои щипцы в сторону, распахнулась дверь, и в комнату ворвался отец.
Тит Нистрем всегда был спокойным и собранным человеком, отвечал всем улыбкой и умел соответствовать любому обществу. Да, именно он был тем, кто мог убедить двор в том, что и торговец имеет полное право находиться среди них и говорить на равных.
Вот только сейчас он спокойным не казался. Волосы были взъерошены, а на лицо словно кто-то надел белую, как мел, маску. Где-то по пути он потерял галстук, не было и куртки — никогда мой отец не казался более встревоженным. Меня пронзила дрожь.
— Фрея! — он бросился ко мне, потянул за руку и заключил в свои объятия, сжал так крепко, что я даже на мгновение потеряла возможность дышать. — Ты жива!
— Жива? — я отчаянно пыталась понять смысл этих слов. — А почему я должна быть не жива?
— Атаковали дворец… — он схватил меня за плечи, всматриваясь в моё лицо. — Я думал, что ты тут… Подумал, может, ты всё-таки была в безопасности…
Ворвалось в лабораторию четыре дворцовых стража. Они были одеты в тёмно-синие камзолы с вышитыми королевскими звёздами — аж три, ого! У каждого на левом бедре висели ножны с мечами и кинжалами, и они все, как один, вцепились в эфесы. Никогда не видела стражу, что делала бы что-то, кроме как торчала за спиной короля, но теперь они казались бдительными и готовми к действию.
Надо спросить папу, что всё-таки случилось. Я должна заставить эти слова прозвучать, вот только они не поддавались — будто свернулись узлом в моей груди, — и я могла только молча смотреть на него.