Долговязый Джон Сильвер - страница 3
У меня потемнело в глазах, но я не впал в беспамятство и не проронил ни звука.
Флинт выпрямился и обвёл взглядом своих подчинённых, которые тряслись от страха, застыв в самых невероятных позах и с перекошенными физиономиями.
— Сами видите, — спокойно молвил Флинт, — Сильвер настоящий мужчина.
Для Флинта это было верхом дружелюбия и человеческого сочувствия.
Целый день я маялся на солнцепёке. Боль то отпускала, то снова накатывала, вторя биению сердца. И всё же я жил.
Самое главное было жить. Израэль Хендс выставил мне бутылку рома, как будто в роме заключалась соль жизни, но я даже не притронулся к ней. Я никогда не испытывал особой тяги к спиртному, меньше всего я нуждался в нём в тот день.
Поздно вечером я попросил Джона, корабельного юнгу, принести фонарь и сесть рядом со мной. У меня всегда была слабость к мальчишкам. Не потому, что я хотел их пощупать, вовсе нет. Меня вообще не тянет к коже или к телу, что мужскому, что женскому. Может, потому, что у моего собственного тела отхватили здоровый кусок. Когда я спал с женщинами (без этого ведь нельзя, иначе свихнёшься), я, с вашего позволения, старался провернуть дело поскорее. Но молоденькие мальчики сделаны из другого теста. Они чисты, как выскобленное днище, гладки, как надраенная медь, и невинны, как монашки. Что бы ни творились вокруг, их ничем не проймёшь. Взять, к примеру, Джима — Джима Хокинса с «Испаньолы». Он пристрелил Израэля Хендса… и поделом тому… он стоял рядом с умирающими, слыша их стоны, а с него — как с гуся вода. Когда мы покидали этот проклятый остров, он был уверен, что вся жизнь у него ещё впереди.
Вот и Джон был такой. Тёплой карибской ночью, когда я обнял его за плечи, точно старого друга, он не отстранился. Даже спросил:
— Вам больно, мистер Сильвер?
Спасибо на добром слове, подумал я. У меня не было для него честного ответа. Не мог же я признаться, как ноет несуществующая нога, которая, наверное, плавает где-нибудь по соседству с нашим старым «Моржом»… если, конечно, её не заглотнули акулы. Жалко, что я не попросил лекаря сохранить обрубок. Надо было снять с него мясо, а кость оставить себе на память — вот как следовало бы поступить. Теперь же перед моим мысленным взором рисовалась картина того, что отрезанную ногу находит на берегу какой-нибудь негритос, не подозревающий о том, что она принадлежала мне, Долговязому Джону Сильверу.
— Нет, — только и сказал я своему тёзке, — у мистера Сильвера никогда ничего не болит. Да и может ли быть иначе? Кто б меня уважал, если бы я принялся скулить из-за оттяпанной ноги, а?
Джон смотрел на меня с нескрываемым восхищением. Право, этот мальчик верил в Сильвера.
— Расскажи-ка лучше про бой, — попросил я.
— Вы ведь сами в нём участвовали, мистер Сильвер.
— Верно. Но хотелось бы послушать твой рассказ. Сам понимаешь, мне было не уследить за всеми событиями, я был занят другим.
Подобное объяснение вроде устроило Джона. Он не уловил никакого подвоха.
— Мы взяли в плен десять человек, — доложил юнга. — Среди них одну женщину.
— И где она теперь?
— По-моему, у Флинта.
Ясное дело. Флинт был помешан на женщинах и непременно распускал лапы. На своём веку я перевидал много капитанов, с некоторыми даже ходил в море. Они были один хуже другого, но никто, за исключением Флинта, не позволял себе прибирать к рукам пленных. Некоторых даже ссаживали на берег за то, что они хотели воспользоваться какой-нибудь девицей для собственных нужд. Да я сам сколько раз вносил в корабельные законы статью о неприкосновенности женщин. Либо на них имеют право все, либо никто. Уж не помню, что по этому поводу говорилось в законах на «Морже». Скорее всего, ничего. Но Флинту чужие законы вообще были не указ, он всегда руководствовался собственными.
— Ага, — отозвался я. — И как ты думаешь, что с ней делает капитан Флинт?
Бедный парнишка покраснел. Аж умиление берёт от таких.
— Ну ладно, вернёмся к бою, — продолжил я, чтобы перевести разговор на другую тему. — Ты собирался рассказать о нём поподробнее.
— Откуда мне начать, мистер Сильвер?
— С самого начала. Всякий рассказ начинается с начала.