Долгожданный любовник - страница 2
«Ай, это же просо смешно. Не собирается же он здесь стоять столбом, как неодушевленный предмет».
Повернувшись к боковой стене, он наклонился к антикварному зеркалу, высившемуся в полный рост у самой двери. Все так и было задумано — некое ненавязчивое проявление чуткости и внимания. И полное соответствие необходимости аристократии прекрасно выглядеть. Очень удобно — так посетители могут проверить, все ли в порядке с их шевелюрой или нарядом, пока дворецкий принимает их пальто и шляпы.
Смотрящее на него из зеркала изображение молодого претранса имело миловидные черты лица с красивой линией скул и рта, но Куин прекрасно понимал, что со временем, когда станет старше, все изменится в противоположную сторону — приобретя более суровые черты. Или, возможно, он просто желал думать так. Его волосы были прям как у Влада Цепеша Дракулы — торча шипами из его головы. На шее висела велосипедная цепь — и не абы какая стильная цацка, купленная в «Urban Outfitters»>2, а настоящая цепь, которая когда-то выдавала свои положенные двенадцать скоростей.
Всем своим видом он напоминал вора-домушника, готового перевернуть здесь все вверх дном в поисках фамильного серебра, ювелирных побрякушек и портативной электроники.
Прикол в том, что все это дерьмо на нем в готическом стиле не являлось самой оскорбительной частью его появления перед семьей. На самом деле, Куин мог раздеться хоть догола, и, сверкая своей задницей, промчаться по всему первому этажу, воображая себя Хосе Кансеко >3играя предметами искусства и антикварными вещичками, и совсем не приблизиться к реальной проблеме, так бесившей его предков.
Все дело было в его глазах.
Один — голубой, другой — зеленый.
Упс. Неувязочка.
Глимера не терпела изъянов. Ни в фарфоровых изделиях, ни в розовых садах. Ни в обоях, ни в коврах, ни в столешницах. Ни в шелке их нижнего белья, ни в шерстяных блейзерах, ни в шифоновых платьях.
И в первую очередь в своих отпрысках.
С сестрой все было в ажуре — за исключением «маленькой проблемки с весом», в действительности которой таковой даже язык не повернется назвать и ее шепелявости, что не смогло исправить даже изменение, а, и еще того факта, что она была вылитой копией их матери. Но никто не видел всего этого дерьма. Брат, напротив, был реально ебучей звездой, совершенный внешне перворожденный сын, готовый продолжить родословную с подобранной его семьей благородной, не стенающей девицей.
Черт, его спермосборник уже был определен. И он должен был соединиться с ней сразу после своего изменения.
— Сын мой, как самочувствие? — осведомился отец с заминкой.
— Сильная усталость, сэр, — послышался глубокий голос. — Но это поправимо.
По спине Куина побежали мурашки. Этот голос совсем не походил на голос брата: слишком басистый, слишком мужской.
«Срань Господня. Парень прошел изменение».
Теперь ботинки Куина, будто кем-то запрограммированные, понесли его вперед, пока в его поле зрения не оказалась столовая. Отец, сидящий на своем месте во главе стола. «Так, есть галочка». Мать — в противоположном конце стола напротив ведущей на кухню двери с раздвижными створками. «Еще одна галочка». А так же, с голодным видом сосредоточенная на поглаживании золотого ободка по краю своей тарелки — наша сестрица. «И еще одна галочка».
Сидящий спиной к Куину мужчина не вписывался в привычную картину.
Лукас был вдвое больше, чем тогда, когда Куин видел его в последний раз, как раз перед тем, как ему сказали собирать свои манатки и валить к Блэю.
Что ж. Это объясняло, почему его выперли из дома. Сначала он, было, решил, что его папаша наконец смягчился и удовлетворил высказанную им ранее просьбу. Но — нет. От Куина просто потребовали отчалить из дома, потому, что «золотой мальчик», носитель драгоценного генофонда, подошел к изменению.
«Опрокинул ли его братишка какую цыпочку? Кого они использовали для кормления…»
Его отец, никогда не проявлявший никаких эмоций, неуклюже положил руку на предплечье Лукаса:
— Мы так гордимся тобой. Ты выглядишь… превосходно.
— Да, — закудахтала мать Куина. — Просто великолепно. Соланж, разве твой брат не великолепен?