Долина колокольчиков - страница 46

– Круто, – восхитился Берти. – Я знаю ещё одного человека, кому бы точно понравилось.

– Дай догадаюсь: Морган?

– О, прах, я что, становлюсь предсказуемым?

Мы вброд перешли небольшую звенящую реку и жадно смели с прибрежных кустов чернику, заставив какого-то оленя грустно орать в отдалении: «Грабят!» Теперь в лесу уже по-настоящему стемнело. Я порадовалась, что бросила в сумку свой маленький аквариум с травой осомой[5].

Его зеленоватый свет, проснувшиеся в траве светлячки… Всё было очень даже неплохо до тех пор, пока в роще вдруг не поднялся сильный ветер, швырнувший мне в лицо горсть благоухающих фиалок.

А затем пошёл снег. Посреди летней рощи.

Снег – и всё те же фиалки, падающие откуда-то сверху. Ветер набирал силу, закручивался спиралями, раздувая наши с Берти рубахи; вихри из цветов и льдинок так и норовили оцарапать лица; вдалеке послышалась призрачная мелодия скрипки, а по стволам деревьев стремительно поползла кружевная изморозь…

– Пепел! А я говорил! – Берти экспрессивно шлёпнул ладонью о лицо. – Удача, ну ты чего?! Тинави хорошая, Тинави тебе не соперница, а ну-ка быстренько передумай, прекрасная моя!..

– Поздно, – траурно сообщила я, хватая сыщика за рукав и кидаясь в гущу деревьев.

– Нет, не поздно! – неожиданно воспротивился он. – Нам ещё может повезти с укрытием! – и сам поднажал, вырываясь вперёд, таща уже меня на прицепе и продолжая что-то там убедительно бормотать.

Мы мчались, не разбирая дороги, а лес вокруг всё глубже затягивало в колдовскую фиалково-снежную бурю…

Это был Искристый Перепляс.

Магическое бесчинство, которое устраивает альва по имени Фиона, она же ледяная леди с лавандовыми глазами, бездушная хозяйка аметистовой звезды. Могущественная сущность в облике прекрасной дамы, которая, в отличие от владыки горных дорог Силля, не тратит своё бессмертие на миленькую человеческую жизнь в деревне, нет…

Леди Фиона любит танцы. Любит надрывный плач скрипок, цветы и лёд. Она живёт на пике Совермор со своими слугами-мертвецами и спускается оттуда, чтобы убийственно-красивым вихрем пройтись по Седым горам. Каждый, кто попадает на её сказочный бал – погибает и присоединяется к аметистовому двору.

Говорят, в ночи Искристого Перепляса в дома норшвайнцев нередко стучат их погибшие возлюбленные, просят выйти, попрощаться как следует, раз уж есть возможность. Или же открытым текстом предлагают провести вместе вечность в чертогах ледяной леди – всего один танец, один лёгкий укол холода, подаренная фиалка, и мы будем свободны, сегодня и всегда.

Некоторые соглашаются, даже если заранее готовились к такому визиту, часами репетировали твёрдое «нет». Их можно понять. Мало кто, встретившись с настоящим искушением, ведёт себя так, как рассчитывал, размышляя о нём в безопасности.

Наутро после бала места, где прошёл Перепляс, становятся такими же, как и прежде – Фиона милостива к природе. Но те, кто станцевал при дворе леди, уже никогда не возвращаются домой.

Мы с Берти неслись изо всех сил, а побелевшие дубы тянули к нам свои ветви-когти, пытались остановить… Вскоре колдовская тьма стала настолько густой, а ветер – яростным, что нельзя было больше и шагу сделать – острые ветки будто намеренно пытались выколоть нам глаза и невидимые овраги бросались под ноги.

Берти вдруг остановился и шлёпнул себя по лбу.

– Я совсем забыл, что Морган дал мне артефакт на подобный случай! – шаря по карманам, пытался перекричать вой ветра Голден-Халла. – Вот! Он приведёт нас к ближайшему жилому дому. Будем использовать?

На ладони Берти лежал стеклянный шарик, который деликатно светился рубиновым цветом и в чьей глубине шевелилось и будто вздыхало золотое сияние.

Это был так называемый «паучок». Подобные артефакты всегда просят плату за своё использование. Она заключается в том, что человек, активирующий его, лишается одного воспоминания. Какого – заранее неизвестно, выбрать нельзя. Лишь в момент расплаты оно на прощанье возникнет у тебя перед мысленным взором, а потом исчезнет, и ты уже не сможешь его воспроизвести, будешь только чувствовать странное почёсывание и «застревание», если начнёшь ощупывать смежные картины памяти.