Долина любви - страница 49

— Конечно, вы уже бывали здесь, — заметила миссис Бойд, испытывая некоторую неловкость оттого, что брат девушки так страстно стремился вернуть этот дом своей семье. Но Мария-Тереса осталась невозмутимой.

— Да, я часто бывала здесь. Давно, когда была жива моя бабушка. Она казалась мне очень-очень старой. Она умерла, когда мне было восемь лет, а до этого я часто приезжала и жила у нее. Она любила плести кружева и меня учила этому. Мы обычно сидели во внутреннем дворике и плели кружева…

Вивьен внезапно представила эту картину: старая женщина и маленькая девочка, сосредоточенно склонившиеся над кружевом. Неужели у Марии-Тересы никогда не было знакомых ровесников?

— Когда бабушка умерла, здесь все пришло в запустение. Приятно сознавать, что об этом доме опять будут заботиться, что он станет для кого-то счастливым местом.

— Мы уже скоро переезжаем. Вы должны навестить нас тогда, Мария-Тереса.

— Мне бы очень этого хотелось.

Они пили чай во внутреннем дворике. Гарри сидел рядом с Вивьен, почти не выпуская ее руки из своей и даже не пытался скрывать, как он к ней относится. Несколько раз Вивьен замечала, что Мария-Тереса с удивлением наблюдает за ними.

Когда они возвращались на виллу, Гарри грациозно посадил Марию-Тересу в машину своих родителей, а сам повез Вивьен. Он хотел говорить с ней, обнять ее, целовать и убедиться, что она не изменила своего решения со времени последней их встречи.

Он был в восторге от того, что Вивьен надела золотой кулон и что Мария-Тереса знает, чей это подарок.

— Когда вы поедете на асиенду, — спросил он Вивьен, — не могла бы ты привезти Марию-Тересу погостить в Каса Маргарита? Ей там понравилось, и ты будешь со мной.

— Я думаю, ее брату это может не понравиться.

— Опять этот брат! Просто какой-то мрачный тип.

— Не говори глупостей, Гарри. Он очень раздосадован, что ему не удалось вернуть дом, и он не слишком любит иностранцев, но он вовсе не людоед, каким ты всегда его представляешь.

Они подъехали к вилле значительно позднее первой машины, но это никого не удивило. Вивьен сразу же заявила, что им пора возвращаться в «Орлиное гнездо», и тепло попрощавшись со всеми, они с Марией-Тересой покинули Бойдов. Мария-Тереса как всегда вела машину очень искусно. После долгого молчания она сказала:

— Я чувствую себя виноватой, Вивьен, что оторвала тебя от твоих друзей.

— Ты не должна себя винить, Мария-Тереса.

— Я не знала, чем ты ради меня жертвуешь. Не знала, что ты и дон Гарри… — Она замолчала, не находя нужного слова. Вивьен с улыбкой пришла ей на помощь.

— Ну, официально еще нет. В том смысле, что определенно пока нет.

— А неопределенно?

Вивьен не видела причины скрывать правду от Марии-Тересы.

— Да, верно, Гарри хочет на мне жениться, и я почти уверена, что хочу выйти за него замуж.

— Тогда почему нет окончательного решения? Я не могу понять.

— Просто Гарри не хочет торопить меня. Но я думаю, что, если бы он поторопил меня, уже все было бы решено.

— Он такой милый, добрый и заботливый. И семья у него хорошая. Как тебе повезло, Вивьен! И дону Гарри тоже. — Она произнесла эти слова с легкой завистью, как будто такое счастье, такие радости были для нее недоступны. И обе девушки погрузилась в свои мысли.

В Ла Каса де лас Акилас Мария-Тереса оставила машину у кованых массивных дверей, чтобы кто-нибудь из слуг поставил ее в гараж, а они с Вивьен вошли в просторный холл.

— Здесь не очень уютно, правда? — спросила она, сравнивая его с Каса Маргарита; Вивьен только засмеялась.

— Да, не очень, — согласилась она.

— Может быть, встретимся за аперитивом в комнате Мигеля? Я считаю, там гораздо приятнее, чем в гостиной, а ты как думаешь?

— Конечно, — подтвердила Вивьен, но когда, приняв душ и переодевшись, она вошла в комнату Мигеля, где брат и сестра уже вели беседу, заметила, что его настроение сильно изменилось. Он был таким отчужденным, сдержанным и напряженным, что Вивьен показалось, будто он по-прежнему сердится на нее. Ей даже не пришло в голову, что Мария-Тереса могла сказать ему нечто такое, так сразу на него подействовавшее. Его карие глаза долго смотрели на нее без всякого выражения, затем остановились на сверкающем опале у нее на груди. Он подал ей бокал хереса и отвернулся. Что бы ни было причиной его перемены, это не внесло непринужденности в обстановку; и все с облегчением вздохнули, когда Хосе сообщил, что обед подан.