Долины любви - страница 62

Миша внимательно посмотрел на друга и помотал головой:

— Нет, вам нельзя было терять друг друга на целый год. — Миша сдвинул брови. — Нельзя было… Нельзя так разбрасываться временем, оно драгоценно!

— Я не мог отказать ей в этой просьбе, — ответил Игорь, — я люблю ее…

Миша кивнул. А потом подмигнул Игорю.

— Ну-с, любезный, тогда я буду приводить тебя в норму! С помощью моего эксклюзивного метода ты подготовишься к встрече с Валерией.

Игорь засмеялся и замотал головой:

— Знаю я твои методы!

— Методы отличные! И главное — ты будешь в идеальной форме, ты будешь сексуален и силен!

— Мишка! — Игорь дружески пихнул его в плечо.

Но Михаил не собирался сдаваться — Игорь, слава Богу, оправился после смерти жены, и теперь нужно возвращать его в прежнее русло. Слишком много сил потеряно возле постели тяжело умирающей женщины. А еще больше сил понадобится для преодоления предстоящих семи месяцев, разделяющих Игоря с любимой женщиной.

Валерия не спала всю ночь, прислушиваясь к перестуку колес. Поезд мчался, оставив позади Московский вокзал, к вокзалу Ленинградскому, а Лера смотрела в темноту на редкие огни, мелькавшие за окном…

Встреча с ленинградскими бабушкой и дедушкой прошла так, будто их не разделяло семь лет. В их доме ничего не изменилось, да и сами они были такими же, как и прежде.

Единственное, что изменилось, — это внешность Валерии. Теперь уже не велись шутливые споры, на кого похожа внучка — на отца или на мать. Валерия превратилась в копию своей мамы: она стала настолько похожей на Марину, что дед и бабушка несколько раз, невольно, называли Леру именем своей погибшей дочери. И это вызывало слезы.

А однажды, услышав их разговор, Лера до конца почувствовала все то, что пришлось пережить ее родным.

— Будто Марина вернулась к нам, — сказал дед.

— Мы были не правы по отношению к Валерию. Он любил Марину, а мы оскорбили его, сказав, что он отнял у нас дочь. — Бабушка всхлипнула. — Но самое ужасное, что уже нельзя попросить у него прощения…

— Он простил нас… Ведь Лерочка снова с нами.

Родители Марины лишь недавно узнали, что их зять ушел вслед за их дочерью, Московская бабушка, после произошедшей ссоры, не сообщила им об этом. Они узнали о судьбе отца от Леры, а ей с трудом удалось скрыть свое удивление: девушка была уверена, что они все знали.

Колеса продолжали свой перестук, а Лера вспоминала разговоры и прогулки с дедом, перебирала в памяти мельчайшие детали. И улыбалась — недостающий кусочек мозаики жизни нашел свое место…

Поезд прибыл в родной город, и Валерия с удивлением увидела, что на перроне стоит муж. Эдуард с нетерпением всматривался в лица прибывших, отыскивая взглядом жену.

Вот наконец Эдуард увидел Валерию, показавшуюся в дверях вагона. Он поспешил навстречу жене — счастливая улыбка сияла на лице мужчины.

— Здравствуй! — Эдуард обнял Леру и крепко прижал к себе. А потом поцеловал, улыбнулся и протянул ей букет.

— Здравствуй. — Лера была ошеломлена произошедшим. Она удивленно смотрела то на Эдика, то на желтенькие гвоздики, которые он ей преподнес.

Это был после свадебного первый букет, подаренный им Валерии.

Эдуард подхватил сумку Леры и, обняв жену, повел в сторону входа в метро. Он без устали рассказывал ей о сдаче «хвоста» по химии, о том, что нашел себе работу, о том, как соскучился по ней. Удивительно, но Эдуард стал расспрашивать Валерию о поездке и с удовольствием слушал ее рассказ о родственниках. И Лера, решившая, что такое раскрепощение и внимательное поведение Эдика объясняется отсутствием Веры Петровны, с удовольствием общалась с мужем.

Оказалось, что они едут не в Печатники, а домой к Лере.

— Наши старики проводят сегодняшний день вместе, — объяснил Эдуард, — а я решил, что нам не стоит упускать возможность побыть одним!

Лера кивнула — она не могла сказать мужу «нет». Они не были близки целый месяц, сейчас Эдуард был ласков и весел… У Валерии не было причины, чтобы отказать ему.

…Эдуард целовал Валерию. Целовал дольше обычного. И даже покрыл поцелуями ее шею и плечи. И грудь? Да. Невероятно, но он действительно сделал это. Впервые прикоснулся губами к груди своей жены — правда, длилось это недолго; вскоре, шепча какие-то неразборчивые фразы, Эдик принялся мять груди Валерии и стонать от удовольствия.