Доля ангелов - страница 14

Публика ломилась в цирк и, нетерпеливо отсидев полет „голубей мира“ и построение „пирамиды социалистического соревнования“, во втором отделении бурными овациями вызывала гипнотизера Вольфа Кинга и его воспитанника „Мальчика-Книгу“.

Коротко раскланявшись, Вольф выбирал из зала нескольких добровольцев и начинал иллюзион — добровольное исчезновение какого-нибудь угрюмого молотобойца на глазах вопящей от ужаса супруги. Для этого номера Кинг использовал большой ящик-шкаф, но потом, осмелев, проводил исчезновение безо всякого реквизита. Раскланиваясь, он иногда по „забывчивости“ снимал собственную голову или к пущему смеху публики неправильно складывал части „распиленной“ дамы. На его представлениях особо нервные зрители падали в обморок, а идейно незрелые боязливо крестились. Парторг Шулята, ответственный за идейное содержание фокусов и соблюдение всех тонкостей социалистического реализма на сцене, был вынужден написать докладную. Комиссия вдумчиво изучила рабочие секреты Вольфа Кинга. Суровые проверяющие установили, что „кратковременное исчезновение добровольцев в каскаде 'плановых' чудес, не связано с преломлением оптических лучей, а есть лишь 'тонкое мозговое воздействие', ввиду этого загадочное дарование фокусника не может быть использовано в нуждах военного дела или советской разведки“. По собственному „трудовому почину“ Вольф дополнительно выступал на заводах и фабриках с сеансами ясновидения. Но едва трудящиеся вопрошали провидца о международном положении, как двое товарищей, в одинаковых серых френчах без знаков отличия, коротким взмахом руки отменяли вопрос. Обескураженный, бледный Вольф снимал с глаз повязку и уходил за кулисы. Прежде чем снова выйти к зрителям он протирал виски и губы виноградным уксусом и менял рубашку.

Вокруг имени Кинга роилось множество слухов. Шептались о рубиновом перстне, который изредка видели на его правой руке, о том, что вся сила Вольфа в этом камне и вместо фокусника вещает „дух красного рубина“. В особо доверенной компании рассказывали о том, что Кинг по желанию самого вождя народов трижды оборачивался тигром на глазах изумленных чекистов и только вмешательство „самого“ спасло его от попыток раскрыть непростую тайну его дара весьма примитивными способами. Над судьбой Кинга и вправду, тяготело загадочное покровительство, словно его искусство было замечено и по заслугам оценено еще более высоким магом. Этого Высокого Неизвестного смешили шалости Кинга, однако Он осознавал их полезность. Массовые сеансы Кинга были нужны власти. Так прикармливают дрессированного зверя, выкупая голодную покорность.

Начало сорок первого года сошло на нас лавиной успеха, цветов, шоколадных бонбоньерок и плюшевых медведей. Подобными безделушками публика задаривала любимых теноров и танцовщиков.

14 июня 1941 года Кинга пригласили в Кремль. В этот теплый субботний вечер мы должны были дать представление перед „кремлевской деревней“, семьями наркомов, живущих в общежитии Московского Кремля.

Я всюду сопровождал Вольфа. Во время сеансов Вольф погружал меня в гипнотический сон, и я служил ему медиумом. Я был тем самым знаменитым Мальчиком-Книгой, безмолвным и всезнающим, о котором так много писали перед войной. В состоянии глубокого транса я угадывал имена и даты рождения, находил спрятанные вещи, читал крупные буквы и простые изображения в запечатанных белых конвертах и писал ответы на мысленные вопросы.

Хотя до Кремля было рукой подать, всего лишь перейти через реку и немного прогуляться по набережной, за нами был прислан зловеще-черный „Паккард“.

„А Медоро? Давай и его возьмем!“ — Наш стриженый „под льва“ королевский пудель, вывалив розовый язык, умильно заглядывал в глаза Вольфа.

— Нет, — покачал головой учитель, — сегодня мы возьмем другого помощника.

Он с улыбкой подбросил в руке свою трость с набалдашником в виде змеиной головы. Вольф немного прихрамывал, и эта старомодная трость всегда была при нем.

Светлой шелковой лентой струилась под мостом Москва-река. Посреди Садового кольца вместо разделительной полосы торчали огромные высохшие дубы и покосившиеся особнячки обреченно смотрели пустыми глазницами. Портреты Сталина в рамках из электрических лампочек украшали здания. В парке Горького бравурно играл духовой оркестр. Теплый ветер с Ленинских гор доносил облако цветущей сирени. В этот вечер, должно быть, один лишь Вольф был мрачен и задумчив. Он горбился в просторной машине, узловатые пальцы застыли на ручке трости, глаза его были полузакрыты, губы шептали одну из его странных молитв-заклинаний.