Доля ангелов - страница 16
Из-за покатого плеча Дракона выглянул бледный Вольф:
— Это мой воспитанник, Мальчик-Книга.
— Не надо бояться товарища Сталина, он друг, — с улыбкой произнес багряный Дракон, и тут я узнал его.
Оцепенение и страх сменились восторгом. „Товарищ Сталин — лучший друг советских детей!“ Это он, осыпанный цветами, держал на руках маленькую узбечку Мамлакат, девочку-хлопкороба… Я видел самого Сталина!
— Он не говорит, товарищ Сталин.
— Глухонемой?
— Нет, его обследовал профессор Залкин, голосовые связки в порядке, это нервное. Но вас он хорошо знает, ваш портрет он нес Первого Мая!
На демонстрации Первого Мая я, действительно, нес маленькую фотографию вождя, обвитую лентами и колосьями.
Вождь усмехнулся и положил мне на темя тяжелую руку:
— Ты любишь сказки?
Я кивнул.
— Вам выпишут контрамарки на все спектакли Большого театра, — Сталин повернулся к Вольфу: — Вы иностранец, и вам должно быть интересно русское классическое искусство. Ленского поет Козловский. Советую посмотреть „Лебединое озеро“, там танцует Лепешинская.
Сталин усмехнулся, словно вспомнил полет стройных ног танцовщицы, пыхнул трубкой, зажатой в коротковатой левой руке, и, разглядывая меня, спросил:
— Сколько тебе лет? Десять?
Я кивнул. От горького дыма щипало в носу, в глазах скопились слезы.
— Значит, ты уже пионер. А каждый пионер должен уметь хранить тайну.
Я судорожно отдал Сталину пионерский салют.
„Как он догадался, что я знаю его тайну? Родной…“ Глотая слезы, я присягал ему в любви и беззаветной верности. Вольф казался мне слабым и жалким, я кожей чуял его липкий страх и холодный пот, стекающий между лопаток. Дверь в кабинет Сталина бесшумно закрылась.
А вдруг Вольф тайный шпион, недаром он прячет свастику от самого Сталина? Я должен был как можно скорее разрешить все сомнения.
Я огляделся. В зале было тихо и сонно. Алый бархатный свет лежал на низком письменном столе, на золотистых корешках старых книг. Я захлопнул трость, прокрался к дверям, встал на колени и приник к скважине, не соображая, чем рискую в эту минуту.
Шторы в кабинете Сталина были плотно задернуты. На столе тлела зеленая лампа, и бледное лицо Вольфа тонуло в тени. Сталин сидел за столом. Я жадно разглядывал его крепко посаженную голову, его знакомое до последних черточек солнечное лицо, дальнозоркий прищур мудрых, усталых глаз, отмечая новое: щербинки на носу и щеках, сивый цвет густых усов, низкий морщинистый лоб и короткую шею. Он сильно сутулился. Чирканье спички, покашливанье, дыханье казались небесным громом. Он заговорил, и я с обожанием и страхом слушал его, с одинаковым наслаждением вбирая долгие паузы и глуховатый, гортанный голос.
Я передаю тот давний разговор со всеми подробностями, ибо уверен, что кроме двух собеседников и мокрого от пота мальчишки, притаившегося за дверью, его никто не слышал, и в дюжине исторических анналов вы не найдете даже упоминания о приглашении в Кремль циркового факира Кинга с его ассистентом.
Попыхивая трубкой, Сталин угостил Вольфа папиросой из красивой черной с золотом коробки. И мой учитель неожиданно закурил, хотя ненавидел табак. Он поперхнулся и прикрыл рот рукой.
— Вы очень хорошо говорите по-русски, — Сталин словно ожидал ответа, хотя вопроса так и не задал.
— Я знаю семь языков и понимаю около двадцати, включая тибетский и письменность деванагари.
Я понял, что Сталину интересен разговор, и немного успокоился. Каждое слово он неспешно взвешивал на точных весах и добавлял промедление, чтобы было еще весомее. Они стояли рядом и были чем-то схожи. Оба невысокие, сдержанные в словах и жестах, в них обоих была сила, чарующая людей. Сталин не был „сыном сапожника“, так же как Вольф не был „сыном садовника“, у них обоих был тайный усыновитель.
— Где вы учились, товарищ Кинг?
— Не считая нескольких классов хедера при синагоге, я самоучка: когда заработал необходимые средства на обучение, то стал брать уроки философии и истории.
— Вы учились в хедере? Да вы не стесняйтесь! У нас половина политбюро училась в хедере. Я сам учился в семинарии, Ворошилов пел в церковном хоре, а наш уважаемый нарком Микоян готовился получить церковный приход. Если бы мы не избрали путь революционеров, кто знает, кем бы мы стали? Возможно, священниками…