Доля ангелов - страница 26
– Свят, свят! – шарахнулась от капитана портовая шлюха. – Это что такое?
– Это, душа моя, Иеронимус, – мягко ответил ей моряк, – он тебе тоже очень рад.
– Что-то не очень похоже, – недоверчиво отозвалась шлюха, глядя на крысу, пристально сверлившую единственным глазом женскую грудь, выставленную напоказ. – Экий охальник! Наверняка такой же, как его хозяин.
Сказано это было, впрочем, скорее одобрительно. Джон Стейк хмыкнул, поудобнее перехватил кожаную ручку тяжелого сундука, крякнув от натуги, оторвал его от земли и пошагал дальше. Развалистой и уверенной походкой. Двое портовых ухарей из шайки Тома Проныры проводили его взглядом, но пойти следом не решились – катласс на боку капитана и широченная спина под синей курткой-коутом выглядели весьма красноречиво.
Стейк свернул в переулок и почти сразу остановился перед потемневшей от времени дубовой дверью, обитой квадратными медными заклепками. Дверь выглядела надежной и несокрушимой. «Крепкая, ну чисто крюйт-камера, – отметил про себя капитан, – это хорошо». Потом он посмотрел вверх, где белело пятно от снятой вывески, шагнул вперед и решительно бабахнул кулаком в доски.
– Кто там? – послышался изнутри женский голос.
– Я, Молли. Отпирай.
Дверь распахнулась, и на шее у Джона Стейка повисла красивая, темноволосая женщина лет тридцати, но еще не потерявшая свежести кожи и сохранившая всю привлекательность уроженки северного Галлоуэя.
– Вернулся! – всхлипнула красотка. Джон Стейк радостно улыбнулся, поставил сундучок и крепко обнял женщину. Руки его невольно скользнули вниз, к округлому заду под юбкой – и тут же моряк получил крепкую оплеуху, от которой в голове зазвенело. Иеронимус слетел с плеча вместе с плащом и сердито заворчал, прячась под ближайший стол.
– Молли… – начал капитан ошеломленно, но его прервала новая порция сокрушительных оплеух. – Ты… что… делаешь…!?
– Сколько можно?! – Молли уперла руку в бок и потрясла небольшим, но крепким кулаком перед носом Стейка. – Я думала, тебя повесили! Ты утонул! Тебя зарезали на большой дороге!
– Да кто меня зарежет?! – заорал в свою очередь Джон, взъярившийся на глупость ситуации. – Кто меня зарежет?! На моем галеоне!
– Не ори на меня, Джон Стейк! – сверкнула глазами разгневанная шотландка.
– И ты на меня не ори! Иеронимуса напугала, змея ты горная!
– Ах, змея-а-а-а?!
Джон Стейк успел увернуться от метко запущенной ему в голову увесистой двузубой вилки, которая воткнулась в стену дома напротив. Пара матросов, по своим делам завернувших в переулок, переглянулась и, крестясь, шарахнулась прочь. «Это ж Молли, ей под руку только попадись…» – краем уха услышал Стейк, парируя катлассом сковороду, зазвеневшую, точно библейский кимвал.
– Только глиняную не бей! – в отчаянии взвыл он. – Не напасемся!
– Что я, совсем дура?! – яростно отозвалась Молли Макальпин. – Успеют еще пьянчуги побить нам все стаканы! Чтоб…
Она остановилась на полуслове, отшвырнув сковородку, и ее глаза наполнились слезами. Джон Стейк сунул катласс в ножны, подошел к ней и крепко обнял, на сей раз не встретив никакого сопротивления.
– Здравствуй, любовь моя, – сказал он весело. – Я вижу, ты тут уже вовсю хозяйничаешь?
– Почему ты так долго, Джон? – шепотом спросила Молли.
– Я торопился, – развел руками Стейк, – клянусь! Но шторма… старый «Эскалоп» еле-еле справился.
– Вылезай, Иеронимус, – шмыгнув носом, сказала Молли. Крыса опасливо высунулась из-под стола, потом ловко вскарабкалась на тяжелый табурет и выжидательно уселась на хвост, сложив передние лапы на пузе.
– Сейчас накормлю, проглот, – хмыкнула женщина. – И тебя тоже, Джон. Правда, пока особых разносолов нет…
Она стремительно умчалась на кухню, а Джон Стейк снял свою куртку, бросил ее на табурет и устало примостился рядом, на широкой скамье.
– Мы дома, дружище, – доверительно сказал он Иеронимусу, глядевшему на него бусинкой единственного глаза. – Мы дома…
* * *
Хорошую историю можно закручивать бесконечно, не рискуя надоесть слушателям.
Но что особенного можно рассказать о поваре и его крысе?
Джон Стейк и его Молли держали таверну «Эскалоп» в крепком кулаке, не упуская ни одной монетки, которая завалялась в кармане моряков, возвращающихся из долгого плаванья за моря и страшно соскучившихся по доброй английской выпивке, горячей еде и жаркому камину.