Должок - страница 2

   Одеяло малыш распинал. Раскраснелся, кричит.

   - Ну что ты, что ты, Ромочка? - Таня уговаривает шёпотом, на руки не берёт. Нельзя лишний раз, тут тётки местные правы. Она-то смену отработает, уйдёт, кто потом дальше растревоженного излишней лаской малыша успокаивать будет?

   Подаёт Таня младенцу соску, покачивает скрипучую кроватку. А на душе так и клокочет. Тёмное что-то копошится над спаленкой и над малышнёй. Непонятное что-то, как в бабушкиных страшилках. И вроде бы дремлют детки, а личики хмурые у всех, ротики нежные кривятся. Вот и Березнюк бровки реденькие сводит по-взрослому. Словно страшно малышам, как и Тане. Спасаются они неровным сном, но всё равно страшно.

   Глядит Таня на мальчика, а в груди жалость рождается. "Ты то, маленький, кем и за что проклят?" На страшный диагноз наткнулась ещё вчера, когда просматривала медицинские карточки подопечных. Написано чёрным по белому, просто и доходчиво: "умственная отсталость средней степени?" Именно так, со знаком вопроса. Человеку семь месяцев от роду, а ему - "средней степени", со знаком вопроса.

   А глазёнки удивительные у малыша, ясные с искоркой. Во тьме спальни почти чёрные, сияют как звёздное ночное небо, и нет им дела до степеней с вопросами. А иногда уплывает взгляд в неизвестные дали, прямо сквозь потолок, сквозь стены, и не поймать, и блистают тогда в глазах малыша не искры, а настоящие звёзды. Кто знает, что видит в эти минуты мальчонка? Может, нечто такое, чего больше никто не видит?

   Наконец малыш уснул, и Таня поспешила выйти. Под бдительный и недобрый взгляд Веры Ивановны, вновь примостилась на диванчике.

   - Рома Березнюк проснулся. Боялась, что всех перебудит, - оправдалась без вины виноватая Таня.

   - Ладно, - скупо одобрила старшая. - Пока ещё спят, мы чайку пойдём попьём, ты с нами? - пригласила таким тоном, что согласиться не приведи бог.

   - Спасибо, вы пейте, а я пока тут посижу, я потом.

   Женщины ушли, но уютнее Тане не стало. Отчаянно захотелось вернуться к младенцам в спальню. От чего-то защитить, прикрыть как-то малышей. Вот только как и от чего? Неопределённый страх утомил, заставил сомневаться. "А может, я выдумываю? Ведь ни Рушана, ни Вера Ивановна не чувствуют ничего. А они малышей лучше знают. Может, переработала просто? Всё! Назначенные смены отбегаю и отгул возьму".

   В ясельную группу Таня пришла впервые, хотя в городском Доме Малютки "Бион" работала давно. Привыкла нянчиться с двух-трёхлетками. Попадали в "Бион" дети, известно, недоношенные, неухоженные, слабые, или как Рома Березнюк, с "плохим диагнозом". Сироты, а всё больше из неблагополучных семей, от родителей - "временно лишённых". И... да мало ли сейчас формулировок напридумывали. Сказать попросту, по-народному - дети наркоманов и пьяниц.

   Жалко деток. Но за долгие годы Таня научилась подавлять вредную эту жалость. От слезливых вздохов толку нет, давно решила она, а делу мешают. В работе с особенными детьми и эмоция нужна особая, ровная, без срывов и паники. Не научилась держать переживания в узде, не смогла - собирай манатки, тебе тут не место, ищи себе другое применение. Простому этому правилу Таня упорно следовала до сегодняшнего дня. Что изменилось теперь? Непонятно. Но душа рвалась к детям, будто именно от Тани что-то важное зависело, будто кто-то из них тут вовсе не чужой, а своя кровиночка. И отчего в голове перемешалось всё в вязкую кашу: и Рома Березнюк с его глазёнками ясными, и страшилки странные давно умершей бабки не к месту всплыли? Бр... и холодок по затылку принялся бродить, прирос, как родной. Уверена, витает там в спальне нечто злобное. "Нечисть!" - всплыло бабкино любимое словечко. Таня вскочила.

   И тут внезапно, как майский грозовой раскат, раздался разноголосый плач из спальни. Кинулась к малышам. Проснулись и плакали сразу пятеро, не меньше. Заметалась, подавая соски, пряча разгулявшиеся маленькие ручки под одеяла, на бегу покачивая кроватки с самой беспокойной малышнёй.

   Березнюк. Ну конечно, самый голосистый Березнюк. Взяла крикуна на руки, принялась обходить неутихающих остальных.