Дом, который построил Джек - страница 4

— Я — тоже.

Казалось, Фрэнк вот-вот расплачется.

— Извини, но уж все так все. Она… понимаешь, она… ну, она вставляет в себя такую резиновую хреновину. Когда мы… ну прежде чем заняться любовью, она… она отправляется в ванную и… и запихивает ее туда. — Он снова отвернулся к окну. Дождь так и не прекращался. — А недавно я уже был в постели, когда она явилась домой. Я смотрел, как она раздевается. И я… я, понимаешь ли, хотел с ней побаловаться, она улеглась рядышком, а я начал… ну, понимаешь… целовать ее и… ну, лапать ее… и… У нее уже была там эта хреновина. — Фрэнк замолчал, в тишине неназойливо стучал дождь. — Она уже была в ней, Мэтью, когда она вернулась оттуда.

Снова, снова эти картинки. Они лежат обнаженные в постели. У Фрэнка стоит, как у быка, Леона выгибается под его безумными ласками. Его руки блуждают по ее грудям, по животу, и, наконец, пальцы начинают ощупывать там, внизу, а она резко выворачивается, выскальзывает из постели: «Потерпи, говорит, я сейчас». Но его пальцы уже были там, и он уже все понял, там была эта хреновина.

— Она… она заявила, что она, мол, знала, что мы займемся любовью, чувствовала это. Но это же… это не в ее духе. Она никогда… я хочу сказать… словом, это всегда происходило вдруг.

Мэтью кивнул.

— А ты не узнавал, была ли в самом деле встреча у этих защитников природы, именно тогда?

— Была, была, это я точно знаю, да и не глупа же она!

— И ее там видели?

— Там их человек пятьдесят или шестьдесят, и никто не следит, кто там был, кто ушел пораньше, кто…

— Следишь только ты. Засекаешь время, проверяешь духи, сигареты, белье…

— Да. Именно этим я и занимаюсь.

— А тебе не приходило в голову, что она говорит правду?

— Что она, одна из твоих хороших ребят, да?

— Я всегда так и думал, Фрэнк.

— Я знаю, насчет этой резинки она мне соврала.

— Как ты можешь знать наверняка? Может, она и в самом деле чувствовала…

— Тогда какого же черта она сказала: «Потерпи, я сейчас», если там уже была эта проклятая хреновина?

— Может, ты неверно понял ее. Может…

— Нет.

— Может, она имела в виду…

— Нет!

— Ну, спроси ее, ласково, по-хорошему, поговори с ней! Господи, ведь она твоя жена!

— Значит, ты советуешь так? — Их глаза снова встретились. — А Уоррен сейчас очень занят? — спросил Фрэнк.

— Да, очень. А что?

— Я хочу его к ней приставить.

— По-моему, не надо, не глупи, Фрэнк.

— Я должен все знать. А ты не мог бы… ты не поговоришь с ним? — спросил Фрэнк.

Мэтью вздохнул.

— Ну, если ты решил…

— Да, пожалуйста.

— Но мне придется рассказать ему, ты же понимаешь…

— Ну да, конечно… Да-да. Разумеется.

Мэтью снова вздохнул и сказал:

— Я поставлю его на эту работенку.

— Спасибо.

— Но очень надеюсь, что ты ошибаешься.

— Я — тоже, — сказал Фрэнк.

«Все в жизни идет своим чередом, — думал Уоррен. — Если дама начала блудить, она не остановится ни завтра, ни через неделю. Тут нет необходимости спешить, да и нельзя — дело, что называется, деликатное. А вот тип в черном — это и срочно и важно».

Уоррен сидел за столом над четвертой кружкой с пивом. «Не схватить бы СПИД в таком притоне», — подумал он. Флорида на третьем месте по количеству гомиков после Нью-Йорка и Калифорнии, но в Калузе уже семьдесят пять случаев СПИДа или чего-то похожего на него. Подумать только — семьдесят пять — что-то слишком много! Не хватает только подхватить эту штуку от пивной кружки.

Бармен сказал, что покажет ему Иштара Кабула, как только тот войдет. Иштар Кабул. Имя? Скорее — прозвище? Кабул, известно, — город в Афганистане, а Иштар — по-арабски утенок, есть такой герой в мультфильме — Говард-утенок.

С тех пор как Уоррен начал заниматься этим делом — исключая минувшую ночь, когда он подстрелил этого несчастного енота, — он выискивал свидетелей, которых намеревался вызвать для показаний прокурор штата. Их было двенадцать — гостей на празднике Джонатана, который вон чем обернулся. Столько же, как известно, бывает и присяжных. Вот они и выслушают рассказ свидетелей о том, что Ральф Пэрриш и его братец здорово поссорились в ту злополучную ночь.

Большинство свидетелей Уоррен обнаружил по адресам, которые дал ему прокурор штата, а остальных принялся разыскивать в городских барах, которые обычно посещали педики. В Калузе было три таких бара: «Скандал», что прямо над греческим ресторанчиком в Майкл-Мьюз, «Популярность» — напротив аэропорта, на шоссе 41, и «Котелок с омарами» на углу Десятой и Цитрусовой улиц. «Котелок с омарами» был самым старым и грязным. Педики называли его «Котелком с дерьмом». Это ему рассказал Кристофер Саммерс, которого он обнаружил в общественном парке, напротив Марина-Лоу, одного из наиболее известных районов Калузы, где фланировали гомики. Сегодня Саммерс ничуть не походил на потасканную королеву: ни норкового палантина, ни драгоценностей, ни японского веера. Сидит себе на скамеечке под дождем эдакий преуспевающий банкир — возможно, он и был им на самом деле — в светло-коричневом тропическом костюме, под большим сине-белым зонтом с рекламой местного радио. Уоррен присел на скамейку. Через полминуты Саммерс спросил его, не будет ли ему угодно пожаловать к нему домой и чего-нибудь выпить. Уоррен вежливо отказался, пояснив, что рассчитывал потолковать с ним о вечеринке, которая была дома у Джонатана Пэрриша вечером в минувшую пятницу.