Дом со звездной крышей - страница 7

– Интересный образ, – вместо приветствия отметил Костя, разглядывая длинное в пол зеленое платье, браслеты и причудливую заколку в волосах.

– Нравится? – с вызовом спросила Кира и, не дожидаясь ответа, стала рассказывать про праздник, танцы, благотворительный сбор средств и номер, который ее уговорили по этому случаю подготовить.

Пока она говорила, к ним подошел высокий смуглый мужчина лет сорока. "Горец", – так мысленно окрестил его Костя. Горец наклонился к Кире и что-то тихо сказал ей на ухо, рукой показал на кого-то из музыкантов, она кивнула.

– Костя, знакомься, это Януш. Мы сейчас танцуем, – познакомила Кира и после паузы добавила: – Не уходи, ладно? Дождись меня.

Она решительно двинулась в середину импровизированной сцены под деревом, держа под локоть своего кавалера. Пара вышла на сцену, музыка смолкла. В наступившей тишине Кира обвела взглядом зрителей, вскинула руки, браслеты на них качнулись и зазвенели. Этот звон, ловко подхваченный музыкантами, секунду спустя стал мелодией, а взмах Кириных рук – танцем.

Костя стоял, и хмуро смотрел, как она танцует. Он никогда раньше не видел Киру обнимающей другого мужчину. В эту минуту Константин забыл, что прошло уже шесть лет с тех пор, как они расстались, что его самого ждала в Москве подруга. Что несколько минут назад он с интересом разглядывал молоденьких девушек на площади. Все это больше не имело значения. На площади под большим деревом танцевала его Кира, танцевала с другим мужчиной. Костя смотрел на это, злился и ревновал.

Плавные изящные движения танца сменяли друг друга. Время от времени Кира вскидывала руки, и ее медные браслеты позвякивали, дополняя звуки музыки. Кира и Януш улыбались. Их смуглые руки, лица, блестящие волосы, их улыбки завораживали.

В какой-то момент Костя решил уйти, но что-то помешало ему. Он чувствовал себя кроликом, замершим перед удавом. Так и стоял посреди шумной площади с огромным деревом в центре и смотрел на Киру. Когда танец закончился, она пошла прямо к Косте. На ходу девушка сняла звенящие браслеты, бросила их в свою сумку, распустила волосы и, взяв Константина за руку, не спеша повела его вдоль улицы подальше от толпы туристов, музыкантов, танцоров, городского шума и суеты.

Уже стемнело, в ресторанах зажигались огни, позвякивали приборы, смеялись люди, на улочках, в стороне от большого дерева, становилось темно и пустынно. Они шли, молча держась за руки, думая каждый о своем. А может быть друг о друге.

– Ты живешь здесь, в Которе? – нарушил тишину Костя.

Кира покачала головой.

– Нет. Здесь я вожу экскурсии летом, когда много туристов. Приезжаю на три-четыре месяца. Сюда, в Херцор-Нови, в Бар или Тиват. Это все близко. В остальное время живу и работаю в заповеднике в горах. Он называется Дурмитор. Слышал?

Костя кивнул.

– Ты там с этим Янушем живешь?

Кира остановилась и слегка покачала головой:

– Не с ним…

И вдруг, сменив тему, спросила:

– Знаешь, что мне больше всего нравится в Которе?

– Что? – Костя не хотел гадать.

– Сейчас покажу. Или нет, сначала расскажу, а потом буду показывать. Понимаешь, Котор принадлежит и людям, и природе. Природа: горы, растения, вода, неохотно уступают место городским стенам и домам. И все же дома понемногу забираются в гору и устраиваются там поудобнее, оттесняя деревья, или наоборот спускаются к самой кромке воды. А растения в свою очередь заселяют дома непригодные больше для людей, они пробивают балки и перекрытия, прорастают сквозь бетон, ползут по стенам.

В семидесятых в Которе случилось крупное землетрясение. Многие дома были разрушены.

Кира покосилась на Костю и, убедившись, что он слушает, продолжила рассказ:

– Так вот, после того землетрясения город толком не восстановили. Окна и двери полуразрушенных зданий забили досками, фасады покрасили и город вернулся к обычной жизни. Тогда-то в полуразвалившихся домах поселились деревья, трава, цветы, кошки и птицы. В некоторых можно обнаружить целые сады. Показать?

Костя заглянул в озорные Кирины глаза полные жизни и веселых искр, неуверенно кивнул. Он помнил, что когда-то они лазили вместе по московским крышам, но это было давно. С тех пор он обзавелся серьезной работой, серьезным доходом и уже слабо представлял себя забирающимся на чердаки заброшенных зданий или сидящим на козырьке крыши. Но и отказаться он не мог. Стоило только представить, каким разочарованным станет после его отказа это смуглое черногорское лицо, как будут давить на него стены гостиницы, когда он вернется в номер и запрет себя в четырех стенах. Стоило только представить, и он был готов идти куда угодно.