Дом «У пяти колокольчиков» - страница 24

. Само собой разумеется, они наперед получили от своих исповедников отпущение грехов и за невинную ложь, и всяческое коварство, к которым приходилось прибегать по необходимости: ведь грехом являются только проступки, которые продиктованы злой волей, а все, что имеет перед собой благую цель, не считается грехом, пусть даже в душе мы строго судим себя за это. Еще бы! Ведь цель оправдывает средства. Теперь никто не сомневается, что католичество в Чехии прежде и больше всего должно быть благодарно красоте, а также хитроумной изобретательности наших женщин, сумевших сделать так, что проклятые чашники{19} наконец-то побеждены и, даст бог, вернется то время, когда женская красота и женский ум столь высоко вознесут святой крест, что в его божественном сиянии померкнет всякое воспоминание о каких бы то ни было ересях и религиозных неурядицах в нашей стране!

Последние слова пани Неповольная произнесла с такой силой, что восковые свечи на мраморном столике вспыхнули и затрещали. Девушка скользнула по ним рассеянным взглядом и, засмотревшись на пламя, приложила холодные как лед ладони к пылающему лбу — кровь стучала в висках, в ушах шумело; затем она крепко прижала руку к взволнованному сердцу. Какой пожар хотелось ей погасить, какие желания подавить в своей душе?

Тогда пани Неповольная протянула руку к изголовью своей постели за обтянутой пурпурной тканью шкатулкой и неожиданно одним быстрым движением высыпала ее содержимое перед внучкой.

Взгляд девушки остановился на драгоценностях, но сегодня в нем появилось нечто новое, не похожее ни на тот детский восторг, с которым она любовалась их сверканием накануне, ни на радостное изумление, что все эти прекрасные вещи стали принадлежать ей. Совсем по другой причине кружилась ее молодая голова и трепетало неопытное сердце… Вот она склонилась над ними, но теперь уже не влюбленно, не шутя, — это было сделано серьезно, с глубоким значением.

Чему посвятила она себя?

И опять скользнула по устам хозяйки дома «У пяти колокольчиков» быстрая, подобная молнии, улыбка.

Конец августа и начало сентября 1791 года пражане провели на редкость шумно и весело. Добрый чешский народ ликовал: в Праге опять будет коронация, все-таки дождались! Пятого сентября Леопольд — родной брат почившего в бозе императора Иосифа II — должен был сесть на трон чешских королей.

С тех пор как чехи лишились торжества коронации, прошло полстолетия{20}. Нелегко было примириться с тем, что императрица Мария-Терезия, едва надев в Праге корону, сразу же и увезла ее в Вену, не обращая внимания на советников, предупреждавших, что она поступает вопреки чешским законам и обычаям, по которым корона представляет собой зримый знак могущества, священный символ договора власти с народом, вверенный ей одновременно с огромной ответственностью за его судьбы. Императрица увезла корону, невзирая и на то, что корона, как ей говорили, представляет для всего чешского народа неоценимое сокровище, ибо целые реки крови благороднейших сынов чешской земли пролились, чтобы защитить и сохранить ее, и тысячи — нет, сотни тысяч — чехов вновь готовы положить за нее жизнь и отдать все свое имущество.

Была снаряжена особая депутация{21} из представителей самых прославленных дворянских родов Чехии; с большой торжественностью, с подлинным патриотическим воодушевлением направились избранники нации в Вену за древней святыней своей дорогой отчизны. Приняли их при дворе с чрезвычайной приветливостью, а когда они возвращались обратно в Чехию, то повсюду, даже в самых незначительных нищих деревнях, их встречали с восторгом.

Нет сомнения, что высокородные посланцы родины, исполнители столь почетной миссии, не могли не думать в продолжение своего пути, имевшего огромное значение для нации, о том, как тесно связаны их судьбы с чешской короной, какие услуги были ей оказаны их предками, сколько патриотических подвигов совершалось в ее честь. Не утвердились ли они тогда в намерении продолжать дело своих славных отцов, чтобы потомки тоже могли гордиться их подвигами? Корона была выставлена вместе с другими регалиями и сокровищами королевства в часовне св. Вацлава на Пражском Граде, ею можно было любоваться до самого вечера. Тысячи людей явились сюда, чтобы поклониться священным реликвиям, и редкое око оставалось сухим при одном взгляде на нее; более того, многие, вспоминая, какие горести перенес народ с той поры, когда она впервые засверкала на голове чешского короля, так горько плакали, что, случалось, теряли сознание, и их выводили на свежий воздух.