Дом в наем - страница 25

– Прошу прощения и… добрый день, – сказал тихий голос, – только бы не побеспокоить вас…

Между железными прутьями веранды просунулось лицо Васила. Просунулось да так и осталось там, зажатое и стыдливое.

– Васко! – тетрадь упала на колени Матея. – Добро пожаловать…

„…жаловать" – его голос затих на этих звуках, он прошептал их. Мучительно вдавленное в скулы молодого человека железо удивило его: несостоятельная форма саморанения и самонаказания, решил он.

– Входи, – поспешил добавить режиссер, – входи с той стороны, дверь открыта. Хотя нет, давай через перила…

Его болтливость нарастала настойчиво:

– Я так рад, Васко, что ты здесь, осталось всего два-три дня, твой отец хочет, чтобы я съехал, то ли увидимся когда-нибудь, то ли нет…

– Я слышал.

Сын Стефана, наконец, подался назад, вызволил свое лицо, но не сделал попытки перебраться на веранду: красные отметины, ясно проступившие на его скулах, и в самом деле, уводили во времена самобичевания и стыда за самого себя – во времена черных капюшонов и костров. Матею стало неудобно, он встал и подошел к парапету.

– Я все слышал, – черешня, что стояла рядом с верандой, зашевелила листьями, чтобы переслать по воздуху в сторону Матея немощный шепот Васила. – Мне стыдно…

– Да нет, нечего тебе стыдиться.

– Мне стыдно, что они так поступили… Не кто-нибудь, мои собственные родители.

– Твои слова скрашивают мне эту неприятность, хотя ты и не причастен к решению…

– Нет, вы неправы, я чувствую себя виноватым… но не могу это объяснить…

– Сейчас спущусь. Не хочу разговаривать с веранды… Не хочу, как в тот раз, помнишь?

– Да что вы, прошу вас, не нужно!

Но Матей прошел через комнату, прихожую, обошел дом – быстрыми мелкими шагами, какими-то незавершенными, как и сам разговор, как смутное ощущение, что душу Васила мучает что-то еще кроме стыда.

– Не надо, не надо было… – кинулся ему навстречу сын Стефана, – вам же трудно с гипсом, все из-за меня…

– Не совсем так, я каждый день прохаживаюсь, – улыбнулся режиссер.

– Нашли себе квартиру? Это возмутительно, они поступили с вами безобразно, я уже сказал им…

– Я не хотел бы, чтобы ваши семейные отношения портились из-за меня. И до каких пор на „вы"? Называй меня Матеем или бате Матеем, как тебе удобно.

– Попробую… Что касается наших семейных отношений, они не больно хороши, уже давно, а в последнее время – особенно…

Учтивость, недоговоренность, прощупывание. Настоящий диалог киногероев. Не эти фразы, а торопливость, с какой он поспешил к парню через дом, была настоящим словом утешения, но оно не достигло сердца Васила. „Утешение – искусство, которым я не овладел". (Счастливая вспышка малины в кустах неподалеку как тонкая насмешка.)

– Квартиру я не нашел, Васко, и не искал. Твой отец знал, что для меня почти невозможно выбраться в город, чтобы подать объявление. Да и преодолей я эти муки, должен был бы найти человека, согласившегося отвечать на телефонные звонки, ходить по адресам и так далее… Легко сказать – устраивайся, даю тебе неделю и больше ничего знать не хочу. Стефан на это и рассчитывал, чтобы я из последних сил ковылял до остановки, чтобы, как ненормальный, рыскал по Софии – где спать, что делать…

Покраснев, перебивая свою речь извинениями; Васил предложил свои услуги; насчет попытки его родителей мучить Матея морально и физически, а это не подлежит сомнению, он уверен: отец только орудие и исполнитель, зловещая идея пришла в голову матери (ведь когда Васко был маленьким, она прятала гребенки и карандаши, чтобы потом обвинить его, будто он потерял, чтобы заставить его искать впустую..)

– Спасибо, – ответил Матей, – но я думал эти дни и решил в город не возвращаться.

– Как?! Ведь отец…

– Да разве твой отец может мне что-нибудь сделать, Васко? Наверно, судьбе угодно, чтобы я остался… Мне именно такой дом нужен, другого, как этот, я не найду.

– Вы не знаете отца!

– Мы? – Матей комически оглянулся, тараща глаза. Васил робко улыбнулся.

– Ты не знаешь его. Он отравил несколько бездомных собак, чтобы не топтали грядки… Здесь так бывает: тайком, ночью срубят дерево у соседа, чтобы не бросало тень на твой двор. Я сам видел, как моя собственная мать воровала землю, из-под чужого забора руками гребла!