Дом вампира и другие сочинения - страница 30

— Этель, — вновь нетерпеливо обратился к ней Эрнест. — Почему ты не слушаешь? Ты понимаешь, что я должен расстаться с тобой через полчаса?

Она взглянула на него с глубокой нежностью. Что-то похожее на слезу блеснуло в ее больших, по-детски раскрытых глазах.

Эрнест это заметил, и был глубоко тронут. Сейчас он страстно любил ее.

— Глупый мальчик, — нежно сказал она; потом, понизив голос, добавила. — Ты можешь меня поцеловать.

Его губы нежно прикоснулись к ее губам, но она крепко взяла голову юноши ладонями и впилась в него долгим поцелуем.

Эрнест неловко отстранился. Его еще никто так не целовал.

— Хоть ты и поэт, но целоваться пока не научился, — прошептала Этель.

Она заметила, как его рука шарит в кармане жилета в поисках часов. Этель отпустила его, заметив с легкой обидой:

— Тебе нельзя опоздать на поезд. Отправляйся.

Напрасно Эрнест пытался протестовать.

— Отправляйся к нему, к нему, — твердила она.

С тяжелым сердцем, юноша подчинился. Издали он еще раз помахал ей шляпой, потом исчез в толпе. На какое-то мгновение смутные опасения овладели Этель, что-то внутри взывало к нему: «Не уходи! Не возвращайся в этот дом!». Однако ни звука не сорвалось с ее губ. Банальные приличия и здравый смысл заглушили внутренний голос. А золотая голова юноши исчезла вдали.

Пока поезд мчался к Нью-Йорку, все мысли Эрнеста занимала Этель Бранденбург. Он все еще чувствовал прикосновение ее губ, ощущал запах ее волос.

Однако как только он ступил на паром, идущий в Манхэттен, последние три недели словно стерлись — по крайней мере, на время, — из его памяти. Все другие интересы, которые временно отошли на задний план, поскольку Этель не имела к ним отношения, вновь завладели им. Он уже предвкушал удовольствие от встречи с Реджинальдом Кларком. Привлекательность этого человека и притягательность его личности ощущались Эрнестом особенно остро, когда он какое-то время не общался с ним. Письма Реджинальда всегда были краткими. «Профессиональные писатели, — любил повторять он, — не могут позволить себе выражать свои сокровенные чувства в частной корреспонденции. Они должны беречь их для творчества». Эрнесту хотелось вновь оказаться в кабинете мастера, когда последние лучи солнца струятся сквозь оконное стекло, и до глубокой ночи обсуждать с ним глубины философских теорий. Он соскучился по голосу Реджинальда, его чуть манерному поведению, самому запаху его дома.

К тому же Эрнеста, вероятно, ожидала гора писем. Когда он спешно покидал Нью-Йорк, он намеренно не поставил знакомых в известность, куда отправляется. Только Джеку он послал короткую открытку на следующий день после того, как встретил Этель.

Он надеялся застать Реджинальда дома, хотя было уже десять часов вечера, когда Кларк обычно отсутствовал. Эрнест искренне проклинал современный транспорт, который не может мгновенно доставить его к месту назначения. Страшно подумать, сколько дней, месяцев и даже лет своего земного существования жители городов тратят в поездках — по сути, это впустую погубленное время. Раздражение, направленное против материальных обстоятельств жизни, овладело Эрнестом, пока он ехал в метро. Раздражение против всего, что приковывает душу к земле и не дает ей воспарить ввысь.

Когда, наконец, он добрался до дома, то узнал от консьержа, что Кларк вышел. В дурном настроении он вошел в квартиру и стал разбирать почту. Там были письма от редакторов с заказами, от которых он не мог отказаться. Всевозможные газеты и журналы готовы были поглотить все его время. Он сразу понял, что работу над романом придется отложить на несколько недель, если не месяцев.

Одно письмо было от Джека. Судя по штампу, тот отправил его из небольшого местечка в горах Адирондака, где отдыхал с родителями. Не без колебания — сам не зная, почему, — Эрнест вскрыл конверт. По мере чтения морщины на его лбу становились все глубже, на лице обозначились признаки недовольства. Что-то с Джеком было не так; с ним произошла какая-то трудноуловимая перемена. Казалось, их души вдруг стали чужими друг другу. Возможно, здесь лишь какой-то временный разлад; возможно, он сам виноват, однако это больно задело Эрнеста. Ему казалось, что в последнее время Джек перестал его понимать, что он уже не способен воспринимать причудливую игру его разума. Лишь один человек в целом свете имеет сходное видение мира, лишь один может понимать то, что он говорит, и то, что оставляет невысказанным. Реджинальд Кларк, неординарная личность и поэт, способен читать в его душе, как в открытой книге. Этель тоже могла бы, если бы любовь не притупляла ее зрение.