Дом за поселком: Рассказы и очерк - страница 8

стр.

– А как я публично извинюсь? – не понял Ганди. – Что, собрание собирать?

– Как хочешь.

– Пошел ты на хер, – сказал Ганди и положил трубку.

– Извинился, называется, – отреагировала Лиля.

– А что, я не прав? Нельзя сказать то, что я думаю?

– Можно, но не при всех.

Ганди расстроился. Он был хорошо воспитан и понимал, что унизить человека прилюдно – неприемлемо. Однако пьяный не ведает, что творит. Мозги отравлены.

Ганди мучился угрызениями совести после каждого запоя и каждого безобразия. Но постепенно привык. Как говорится, человек не собака, ко всему привыкает. Человек должен как-то выживать. Выживать – значит, быть правым. Кто не прав – тому нет места среди равных. Ганди постепенно нащупал удобную позицию. Позиция была такова: ну и что? Обидел человека – ну и что? Никто не умер. Все живы.

Заснул лицом в салате – ну и что? Проснулся же в конце концов, умылся. Кому-то это не нравится. Ну и что? Надо быть шире. Жизнь многообразна.

Лиля прощала ему все. Ганди – Моцарт. Кто сейчас помнит недостатки Моцарта? Может, он тоже пил и мочился мимо унитаза… Главное же не это, а его Реквием. Главное – то, что остается после человека.

Время смоет всех, до одного. А Реквием будет звучать всегда и сотрясать душу до основания.


В выходные дни Лиля и Ромочка брали дочку и ездили к его родителям. Там их кормили, любили. Было тепло и определенно.

Лиля скучала, пережидала. Ее жизнь питалась совершенно другими впечатлениями. Но во время этих визитов ее нервы переставали звенеть от напряжения. Как будто она спряталась в окоп во время перестрелки. Хорошо. Не убьют. Еще можно пожить.

Дочка каталась из рук в руки, от отца к бабушке, потом к дедушке, и везде ей было весело и защищенно.

Лиля догадывалась задним умом: любовь – это не только страсть. Это еще и ответственность за другого. А какая ответственность у Ганди за чужую дочку? Он зависит только от водки. Значит, Лиля будет зависеть от его зависимости.

Ромочка был грустен. И молчал. Лиля тоже не выясняла отношений. А что говорить? Выбора не было. Ей предложения не делали. Замуж не звали. Разлюбить она не могла.


Ганди приступил к своему долгожданному фильму. Пригласил Лилю в соавторы. Льдины под ногами медленно, но верно начали съезжаться. Лиля боялась поверить в свое счастье.

Ганди уже не мог обходиться без Лили. Она не выходила у него из головы.

Свою жену Валю он стал называть «Лиля». Валя злилась и спрашивала:

– Ты что, влюбился?

– Пройдет, наверное, – неопределенно отвечал Ганди.

Он боялся, что это пройдет. И его пугала перемена участи. Разрушить легко – а дальше что?


Стали встречаться помимо работы. Однажды договорились встретиться возле памятника знаменитому поэту.

Лиля приехала на Пушкинскую площадь и ждала возле памятника Пушкину. Она очень удивилась тому, что Ганди опаздывает. Он никогда не опаздывал. Для него это было принципиально. Точность – вежливость не только королей, но и всех воспитанных людей, уважающих чужое время.

Ганди тем временем ждал Лилю возле памятника Маяковскому. Они, видимо, не уточнили место свидания, или кто-то из них перепутал.

Ганди стоял час. Он не верил, что Лиля может не прийти. Это совершенно невозможно. А вдруг возможно? Кто он и кто она? Она – талантливая, молодая, полноценная. А он – бракованный, бесперспективный мужик. Владеет профессией, но жизнь – больше чем профессия. Профессия – составная часть жизни.

Однажды в хорошую минуту Лиля сказала ему:

– Ты – моя родниковая водичка.

– Я твое пиво прокисшее, – ответил Ганди.

Она засмеялась, решила, что он шутит. А он не шутил.

Стоя у памятника, Лиля решила, что Ганди попал в аварию. Только в этом случае он мог не появиться. Она поехала домой и, стоя перед дверью своей квартиры, услышала беспрерывные телефонные звонки. И поняла: это он. Узнала его по звонкам.


Когда любишь, по-другому ходишь, полметра над землей, паришь. По-другому смотришь, по-другому видишь. Другая химия.

Однажды гуляли по арбатским переулкам, зашли в кафе. Хотелось есть.

Заказали плов. Им подали заказ. Плов невозможно было взять в рот. Очевидно, что плов был приготовлен месяц назад, и, чтобы не испортился, повар насыпал в него пачку крупной соли.