Доменная печь - страница 2

— Да боже мой, — вскакивает он, — обыскивай и веди, мне твоим пару слов поскорее надо сказать. Мочи моей не стало у белых...

Тронулись мы, слышим — на той стороне в кустах шуршит что-то. Мы пригнулись к земле. Приглядываемся — идут двое: один с винтовкой, другой в погонах, при сабле. Вошли в куст, где строгальщик сидел, и зовут его:

— Савельев, Савельев!.. Ушел. Ах ты, стервец!..

Я усмехаюсь, а строгальщик к винтовке тянется. Я его по руке: ша, мол, ша, будь ты неладен! Покорился он и дрожит. На той стороне поругались и ушли, а строгальщик чуть не задыхается.

— Это ж, — шепчет, — самая гадина был, тот, что без винтовки. Надо было застрелить его...

— Успеешь, — говорю, — идем...

Все будто хорошо, а меня тревога одолевает. «А что как подвох тут?» — думаю. Иду, губы кусаю: с поста ушел, а белые, может, этого только и ждали. Ухом от речки не отрываюсь, из терпенья выхожу. Отстал шага на два и говорю:

— Беги скорей...

Строгальщик испугался.

— Да ты чего это? — оборачивается.

— Ничего, — говорю, — но беги, если у тебя совесть чистая...

Должно, почуял он, что я в тревоге, — побежал. Сдал я его своим, объяснил все и — назад. Только стал на свое место в тень, слышу — по нашему берегу идут. «Неужто белые перебрались?» — дергаюсь и беру винтовку наизготовку. Пригляделся — наши.

— Беги, — говорят, — скорее назад, ты очень нужен...

Прибегаю, ведут меня к командиру, к комиссару.

— Хорошо сделал, — говорят, — что с Савельевым стакался. Будет у нас знаменитое дело, только ты должен помочь. Согласен?

— Почему не так, — отвечаю, — если сумею.

Усмехнулись они и дают мне дело.

— Места здешние, — говорят, — ты знаешь и на станции нашего человека знаешь. Иди к нему, перекинь через него нашему штабу записку и попутно узнай, что на станции делается... Только скорее надо шевелиться...

Дали мне мужицкую рубаху с застежкой вместо пуговицы, широченные штаны и соломенную шляпу. При луне бритвой и ножницами отделали меня под мужика. Под стельки в опорки денег царских заделали, в пояс зашили записку на коленкоре и дали паспорт.

— Теперь, — говорят, — ты не металлист Василий Коротков, а Лука Худолей из Канева. Валяй, иди...

К станции выбрался я на зорьке. С непривычки страшновато, но иду, в дугу перед офицерьем гнусь. Один цыкнул на меня.

— Ты чего тут? — спрашивает.

Я ему поклончик отвесил, паном начальником назвал и завел канитель о машинисте: хлеб, мол, взял у меня, а денег не отдал...

Сошло. Пощупал я глазом, какие составы на станции, сколько их, с чем они, где что стоит, свернул в сторону и подаюсь к нашему человеку. Нашим человеком на станции был калека — на заводе правую руку отрезало ему. Вел он хозяйствишко завалящее и приносил нам пользу. Теперь его в живых нету, — пусть ему пухом будет земля, — попался, расстреляли его.

Вхожу к нему, говорю пароль, объясняю, в пояс за запиской лезу, а он останавливает меня.

— Не трудись, — говорит, — братишка, не могу я из-за других серьезных дел отлучаться со станции...

— Как же так? — удивляюсь. — Значит, нашему делу табак?

— Совсем, — смеется, — не табак, а сахар, если у тебя не кочан на плечах. Пойдешь сам, а чтоб у тебя не заело где, пойдешь понарошку слепым. Твоим я знать дам и поводыря тебе дам. Думай скорее...

— А чего тут думать? — соглашаюсь я.

Вынул он кисет, черкнул на цыгарочной бумаге два слова, шляпу, одежду переменил мне и зовет со двора бабу.

— Вот, — говорит ей, — веди задами нарочно слепого к Федосу, да ворон не лови...

Баба худущая — одни глаза.

— Клади мне на плечо руку, — говорит и ведет за дверь.

Из сеней шарит одним глазом по двору, другим по улице, через огород выводит меня на вытоптанное поле, а с поля в ярок. И все молча. Я ей слово, другое, а она знай ногами топочет и ни-ни-ни, вроде губы тремя замками заперты. Понравилось мне это.

— Правильно, — говорю, — так и надо...

Молчит. Выбрались мы из ярка к мазанкам, подвела она меня к сараюшке и указывает на горбатого парня:

— Вот он, Федос, — говорит.

Федос зубья в грабли вколачивает и не глядит на меня. Я сажусь рядом с ним, — он опять без внимания. Оглянулся я, достал цыгарочную бумажку со словами безрукого и подаю: