Домовой - страница 25

— А где тогда три дня шаталась? Я уж думала, заболела…

— Ну так у дяди Сережи же! — как маленькой, пояснила мне она. — Его бабка в Новый год выгнала, а утром он за мной зашел — мы в магазин пошли, потом на утренник в клуб, потом в снежки играли, потом…

Выслушав всю трехдневную эпопею в обстоятельном изложении Машки, я просто поразилась. Программа была подходящей для ребенка-первоклассника. Или для великовозрастной девицы, у которой ума, как у того ребенка. Вопросов — как и претензий — к писателю накопилось немало. Я не слишком-то верила в добрые сказки о дяде-крестном, а потому задалась логичным вопросом — зачем? Зачем великовозрастному мужику возиться с дурехой, которая еще в куклы играет?

Впрочем, один положительный момент в рассказе Машки был: я узнала, где наш горе-писатель обретается.

— От церкви разрушенной налево повернете, а потом во второй переулок, — наставляла меня девица, даже не поинтересовавшись зачем мне такие сведения.

Выпроводила я ее уже ближе к вечеру. Посмотрела в окно, обнаружила, что снег все еще идет и нехотя взялась за лопату. Писатель никуда не денется, а если не расчистить тропинку сейчас, завтра я могу так легко из дома не выйти.

Тем более что месть — блюдо, которое лучше подавать холодным. Парик, драный тулуп и валенки я оставила в Церкви, решив подобрать себе более подходящий инвентарь и теперь рылась в вещах, оставшихся от бабки в поисках нужного.

Завтра, если все пойдет как нужно, рыбка должна заглотить наживку — не зря же я сегодня полдня убила на то, чтобы заложить в дырявую Машкину голову нужную информацию. Нечистью, значит, интересуемся? Рассказы пишем? Ну так я тебе устрою… представление!

И главное — как удачно все сложилось! Седьмого января, аккурат на рождество, я натянула поверх теплых штанов и свитера просторную белую ночнушку из бабкиных запасов (в свое время оставила на тряпки — плотная хлопковая ткань, не то что современные!) и, с трудом натянув поверх тулуп, выдвинулась в ночь. Машка сегодня сидела с бабкой, так что ненужных свидетелей быть не должно.

По улице, перебегая от одного дома к другому, метались небольшие группки людей, то и дело слышался веселый смех и дружные песни — колядки были в самом разгаре. Я раньше думала, эта традиция давно приказала долго жить: в городе тебе не то что дверь в квартиру не откроют, так даже и в подъезд не попадешь, а за песни под окном могут и полицию вызвать. Но здесь каждый знал друг друга в лицо и потому безбоязненно открывали двери. Чужака бы заприметили сразу — о том же писателе уже на третий день знала вся округа. На меня особо внимания не обращали, да и по центральным улицам я не ходила, скрываясь в тени переулков. Словно специально, месяц сегодня светил особенно ярко, желтый, как головка сыра, объеденная мышами. Это могло слегка подпортить планы, но я надеялась, что у писателя не такое хорошее зрение…

Он нашелся там, где я и предполагала — ходил кругами у незамерзающей заводи в сотне метров от хутора. Летом я любила там купаться — местные сюда не заходили, предпочитая песчаную отмель на том берегу. Здесь же со дна били ледяные ключи — мало удовольствия. К тому же в заводи жила русалка. В реке они тоже были, как я уже успела убедиться, но местных не трогали.

Писатель, видимо, обретался тут довольно давно, судя по лиловеющему носу. Вчера тоже приходил — Машка была убедительна. Два дня назад я рассказала ей сказку. О несчастной любви и сбежавшем любимом, о юной девушке, так и не узнавшей первого поцелуя. И с горя утопившейся в реке. Теперь, говорят, она ждет своего любимого и того, кто решится поцеловать ее, щедро одарит — покажет клад, зарытый еще при Екатерине.

На самом деле история была почти правдива — я подозревала, что живущая в заводи русалка и есть та девушка, что несколько лет назад утопилась, когда ее парень сбежал в город искать лучшей жизни. Да и часть про клад тоже вполне могла быть правдой — русалкам ведомы подземные пути, они многое видят, так почему бы и не сокровища? Другое дело, что земные тревоги их больше не интересуют — питаются они по большей части человеческими эмоциями, тянут их исподволь, но не брезгуют и мясом.