Донор [сборник] - страница 6
Золотарев повернул ключ зажигания и завел мотор. «Индиан» мгновенно проснулся, вспыхнула фара ближнего света, двигатель, ожив, зарычал, выплевывая из узких, сверкающих хромом прямотоков белые клубы дыма.
– Какой у него объем? – стараясь перекричать рев мотора, громко спросила Шанита.
– Один и восемь. Тебе хватит, – усмехнулся Евгений. – Дай сюда шлем.
Слегка озадаченная, женщина выполнила просьбу.
– У меня будет одно условие. Я не люблю скучать в дороге, – произнес Евгений, щелкнув какой-то кнопкой внутри шлема. – Так что будешь меня развлекать историями.
– Мне придется орать тебе на ухо? – с сомнением спросила Шанита. – Ты ни фига не услышишь.
«Она и впрямь из прошлого», – мысленно поразился Золотарев.
– Эти каски оборудованы переговорным устройством, – пояснил он, возвращая шлем неформалке. – Там встроенный наушник с микрофоном, видишь? Мы будем с тобой разговаривать, как по телефону. Разве твой бывший парень не использовал эти прибамбасы?
Шанита покачала головой.
«А ездила ли она вообще на мотоцикле?» – внезапно подумал Евгений, но эта мысль сразу же растворилась среди других, как дым, с ревом вырывающийся из глушителей его мотоцикла. В сущности, даже если она его обманула, это ничего не меняет. Он ведь тоже ей наплел про шашлык и песни у костра, хе-хе. Так что они квиты.
– Ладно. Перчатки у тебя есть?
Шанита с готовностью полезла в карман.
Евгений вздохнул, глядя на это облезлое убожество из кожзаменителя с обрезанными пальцами, но комментировать ничего не стал. Если при падении рука в такой перчатке соприкоснется с асфальтом, то от пальцев останутся только кровоточащие обрубки.
– Сначала сажусь я, потом ты. Ноги держи подальше от глушителей, иначе сожжешь. – Он ткнул пальцем, и она послушно кивнула. Накинув рюкзак, Шанита принялась застегивать косуху.
– Надевай шлем, – велел Золотарев, когда все было готово.
– Эй, рокеры!
Они одновременно обернулись.
Вихляющей походкой к ним направлялся тот самый толстяк из бара. Футболка выбилась из-под джинсов, оголив мясистое пузо, покрытое завитками черных волос. Одутловатое лицо раскраснелось, обвислые щеки трепыхались при каждом шаге.
Евгений, уже намеревающийся надеть шлем, нахмурился.
Парень приблизился вплотную, нагло уставившись своими мутными глазами на замершую Шаниту:
– А я вспомнил, где я тебя видел, рыбка. На прошлой неделе. Ты здесь ошивалась в пятницу, одна.
– Послушай… – начала Шанита, но тот ее прервал, повысив голос:
– Заткнись и не перебивай! Это ведь была ты? Только в джинсе, так? Шарилась тут, как цыганье. Че тебе здесь надо?
– Отвали, – тихо, но решительно произнесла Шанита, и багровая от выпивки физиономия парня расплылась в глумливой ухмылке. Он словно ждал этих слов, как сигнал.
– Конечно, отвалю. Только прощальный поцелуй, рыбка. Иди ко мне, селедочка.
Он шагнул вперед, но замер, едва не наткнувшись на руку Шаниты с выставленным средним пальцем. Лицо толстяка исказилось в яростной гримасе.
– Вот так, значит, да? Сссучара…
Ухватившись за палец женщины, правой рукой он отвесил ей оплеуху. Шанита вскрикнула, выронив шлем, и попятилась назад.
– Прощальный поцелуй, шлюха, – прошипел толстяк, надвигаясь. – Я не меняю своих… ик! Своих решений.
Все это время Евгений спокойно наблюдал за происходящим. Перехватив преисполненный страхом взгляд Шаниты, он сказал как ни в чем не бывало:
– Подними шлем. Он, между прочим, денег стоит.
Она открыла рот, но тут же закрыла, словно испугавшись слов, которые могли вырваться наружу.
– Давай, поднимай, – повторил Золотарев. – Мы и так тут задержались.
Толстяк повернулся к мотоциклисту, сверля его ненавистно-колючим взглядом.
– Я че-то не вкурил. Кто-то что-то пропищал… Рыбка, ты слышала? Кто тут? А! Ой, кто это? Педрило на мацацикле! Или нет. Это не педрило, а просто педик. Педик на лисапедике, да?
На лице Евгения не дрогнул ни один мускул.
Парень шагнул вперед, оказавшись перед ним на расстоянии вытянутой руки. Дыша смертоубийственным перегаром, он медленно, чуть ли не по слогам отчеканил:
– Что, даже не впишешься за свою новую дырку? Ее я помню. А вот тебя, клоун, нет. Зачем ты тут остановился? Езжал бы к себе, таким же разукрашенным педикам. Вам будет весело.