Допрос - страница 13

стр.

Новиков смотрел в чашку и рассказывал будто бы не Ларке, а куда-то в пространство. Было проще оттого, что она молчала, и, — что совсем на неё не было похоже — даже не притрагивалась к своему кофе. До сих пор Лара всё выпивала, что приготавливала себе в кофейнике, и, кстати сказать, никогда ничего не оставляла в кафе.

Новиков поведал обо всём, разве что не стал расписывать, как именно его били. Он и матери про это не говорил.

— Бедный, — сказала Ларка, когда Новиков замолчал. Поднялась, прижала его голову к себе. Ему стало так хорошо, что он едва не расплакался.

«Мать и жена… — думал нежно и почти пьяно Новиков, — Жена и мать… Никогда не предадут… Самые близкие…»

— Как бы их наказать бы, — сказала Ларка твёрдо.

Новикову очень понравился её голос — он снова почувствовал себя куда сильней и уверенней.

— У Лёшки есть одна идея, — сказал Новиков, и добавил чуть хрипло, — Давай кофе-то допьём.

Ларке идея Лёшки про кровь на обоях очень понравилась.

— И тебе тоже надо побои снять, — сказала Ларка, — Надо в трампункт идти, там тебе выдадут справку. С этого надо начинать.

— Да у меня вроде не видно побоев… Они как-то так умело бьют, что ни синяков, ничего, — засомневался Новиков.

— Ну, может быть, найдут ушибы внутренних тканей, — стояла на своём Ларка, — Кровоизлияния какие-нибудь. Ты уверен, что у тебя все органы целы?

— Всё хорошо, Лар, слава Богу, цел, — ответил Новиков.

— К тебе никакого насилия не применяли? — спросила Ларка.

— В каком смысле? — Новиков вскинул брови, хотя сразу всё понял.

— Ну, всякое бывает, — не смутилась Ларка.

— Ты что, с ума сошла? — Новикова даже передёрнуло, — Не было ничего этого. Даже вслух такое не произноси обо мне.

— Ты глупый. Мне было бы всё равно, — отмахнулась Ларка.

— При чём тут тебе всё равно. Мне самому не всё равно было бы! — с раздражением ответил Новиков.

— Чего ты бесишься тут? — Ларка никогда ему спуску не давала, и сейчас не собиралась.

— А ты не беси меня, я не буду беситься, — не унимался Новиков.

— Я тебя бешу? — спросила Ларка почти по слогам.

— Ты несёшь какую-то ерунду, — попытался выровнить ситуацию Новиков.

— Я тебя бешу? — повторила Ларка.

Через три минуты, как следует вдарив дверью, Новиков вышел в подъезд и почти побежал вниз по ступеням.

— Идиотка, — повторял он, — Дура!

Ларка наверху не преминула ещё раз открыть и с силой захлопнуть дверь, подтверждая: да, иди вон.

— Что это такое! Стучат и стучат, — шепотом приговаривала бабушкой с сумкой, поднимавшаяся Новикову навстречу.

Всё случившееся, как ни странно, придало Новикову некоей решительности, и он, едва выйдя на улицу, сразу же набрал Лёшку.

Лёшка долго не брал трубку — и тут Новиков неожиданно и точно почувствовал, что на этот раз Лёшка звонок видит и слышит.

Связь оборвалась, так и не начавшись.

Лёшка перезвонил через несколько секунд, и заговорил почему-то шёпотом.

— Нет, — сказал, — я сегодня не могу встречаться. Давай завтра. Не могу, правда.

— Конечно, Лёх, — ответил Новиков ещё разгорячённый после разговора с Ларкой и радостный хотя бы тому, что у него есть друг, и друг ответил, говорит вот.

Отключился, дошёл до остановки, уселся в троллейбус и стал думать, отчего Лёшка шептал. Заболел, что ли?

«Потому что шёпотом куда проще сказать неправду», — вдруг ответил сам себе.

* * *

Дома, на кухне, сидел брат матери — дядька Новикова.

Открыв дверь, Новиков сразу вспомнил, что дядька в своё время отбывал.

Деваться было некуда, скинув куртку, Новиков, прошёл на кухню поздороваться.

— Садись, посиди, — сказал дядька.

«Датый уже», — заметил Новиков.

Мать, едва сын уселся, сразу поднялась, посуетилась у плиты — вернулась с полной тарелкой жареной картошки, печёнка дымилась, густо наваленная, как после боя…

Новиков привычно косился на мать, будто намекая: мне все эти посиделки даром не нужны. Однако сам уже догадался, что после Ларки и Лёшки ему, напротив, очень хочется поговорить.

Дядька вытащил из-под стола бутылку водки — она стояла возле его ноги, оказывается.

«Дурацкая привычка какая-то, — подумал Новиков, — Украдут, что ли, эту бутылку…»

— Дай-ка сыну стопарь, — сказал дядька.