Дорога домой. Книга 1, часть 1 - страница 12

Все вместе и по очереди, родные пытались образумить дедушку, но это было безполезно, дед требовал женщину, однако другой желающей не нашлось. Не знаю, как дедушке удавалось справляться со своими потребностями и желаниями, но какое-то время он жил один. Через несколько месяцев у него воспалилась предстательная железа. Вообще, она безпокоила его давно, несколько раз даже вызывали скорую, но от операции дедушка отказывался, не желая потерять мужскую силу и привлекательность.

На этот раз все было серьезно и на операцию пришлось лечь. После нее дедушку привезли обратно, к нему домой, тетя и моя мать продолжали посещать его по очереди. Теперь дедушка зависел еще и от трубочки с мешочком. И это его сразило — он перестал подниматься с постели и все время лежал. Закончились занятия спортом, он сильно похудел и таял на глазах. Морально раздавленный, он безконечно страдал, как от полной безпомощности, так и от своей абсолютной ненужности.

Родственники заволновались, с квартирой нужно было что-то делать. В советское время продать или купить недвижимость было невозможно, можно было совершить родственный обмен. Но дед не хотел даже и слышать об этом, он не хотел отдавать свою квартиру моей двоюродной сестре, которую не любил за фривольное поведение. Из всех наших родственников дедушка испытывал теплые чувства только ко мне. С каждым днем ему становилось все хуже и хуже, он тосковал в одиночестве и страдал. Увы, он не был нужен и мне, как это ни стыдно признать. По причине беззаботной юности, эгоистической жизни, перегруженности работой, университетом, молодыми людьми… я не слишком задумывалась о его жизни. Не задумывалась, что она зависит от нас, его родственников, в том числе и от меня. Не задумывалась, что он совсем один, всеми забыт и никому ничего не говорит только в силу своей скромности.

В редкие свои посещения я видела, как быстро он быстро худел. Вскоре болезнь обострилась и дедушку положили в больницу. В лихорадочной спешке мои родители занялись квартирным вопросом. День моей прописки и день его смерти совпали… Это был конец. Но это было и начало нового этапа в моей жизни. Снова Храм, отпевание и снова полное отсутствие осознания, что в действительности произошло, кого я потеряла. Увы, дедушка, также как и бабушка, кремирован, их урны лежат на Ваганьковском кладбище.

Спустя многие годы я поняла, несмотря на все недостатки, дедушка был удивительнейшим человеком — крепким волевым мужчиной; веселым, абсолютно не подлым, захватывающе интересным собеседником; очень добрым и справедливым человеком по отношению ко всем окружающим его людям. И бабушка, и дедушка, были хорошими честными людьми, но потерявшимися, заблудшими душами; они не были воцерковлены, у них не было икон и они никогда не разговаривали о Господе. На Пасху, они справно, как и все люди, ездили на Ваганьковское кладбище к своим родителям. Но это все, что можно отнести на счет их вероисповедования. Хотя, был один случай, который напугал их, и должен был дать им повод задуматься, как впрочем, и мне. Это было на Пасху — мне было двенадцать лет, все собирались на кладбище. Проснувшись, я вышла из своей комнаты. Все родные уже завтракали и дружно меня поприветствовали:

— Христос Воскрес!

…мне стало смешно — я была убежденной атеисткой, комсомолкой, комсоргом, к тому же некрещеной.

— Глупости все это, — ответила я после секундного замешательства и пошла умываться.

Когда я села завтракать, со мной начало происходить что-то непонятное, мне стало не по себе. Собравшись, мы поехали на кладбище, а мне становилось все хуже и хуже. Проведав покойных родственников, мы вернулись домой. Родные сели праздновать, а я слегла. Очень медленно и плавно состояние мое стало критическим, температура зашкалила за сорок один градус. Очень отчетливо помню тот день и все свои ощущения — я умирала, хотя признаков болезни не было. По каким-то причинам врача не вызвали. Ночью был жесточайший кризис, а на утро все прошло, как будто ничего не было. Такими вещами я больше не шутила. На всю жизнь у меня осталось ощущение чего-то непонятного, необъяснимого, страшного и не позволяющего вольностей на эту тему.