Дорога домой. Книга 1, часть 1 - страница 5

Собственно говоря, к этому времени мы уже и так перестроились; мы перестали смотреть развлекательные программы, художественные фильмы и перестали читать периодику, она нам уже просто опротивела. Каждый свой новый день мы начинали с утреннего правила и заканчивали его вечерним. Какое-то время мы читали молитвы из правил выборочно, на свой взгляд и вкус, потом пришли к единодушному выводу, что правило читать нужно все, поскольку «лишних» молитв там нет.

Перед Рождественским постом, настроившись на трудности и не имея ни малейшего представления о том, что нас ждет впереди, мы начали наше первое вымаливание: муж просил за маму, Ольгу, а я за свою бабушку — Елизавету. Что мы читали: акафист ко Господу за умершего единого, затем молитву ко Пресвятой Богородице о усопшем и молитву ко святому преподобному Паисию Великому за умерших без покаяния. Акафист и молитву ко Пресвятой Богородице мы немного поправили на свой страх и риск; читали за двоих, называя в акафисте в первом кондаке имена бабушки и мамы. Потом, после небольшого перерыва — мы читали пятьдесят Богородичных правил на коленях с поклонами.

Вначале мы молились порознь, потом подумали и решили — а давай молиться вместе, ведь Господь сказал: где двое молятся, там и Я среди них. Именно этот момент следует считать ключевым, поскольку все пошло намного быстрее, чем мы ожидали.

На пятый день я почувствовала, что бабушка прощена. Не знаю, как это объяснить и, наверное, объяснить это невозможно, но я очень четко и ясно осознала, я почувствовала это душой, я вся содрогалась от горячих слез молитвы, что было со мной впервые. На шестой день то же самое почувствовал и муж. Тем не менее, мы продолжали молиться, чтобы сдержать слово, которое мы дали — сорок дней. Потом было Рождество и святки — светлая седмица, на которой молиться за покойных мы не рискнули и решили домолиться потом. И мужу приснился сон.

Муж: Будто стою на балконе пятиэтажки, сталинки, передо мной напротив высокий дом культуры, справа — белый нарядный одноэтажный коттедж. Был вечер и немного смеркалось. Неожиданно из коттеджа вышла мама, в белом роскошном халате и белом полотенце на голове, будто только что приняла ванную; я обратил внимание, что мама очень хорошо выглядела. Затем она вошла в дом культуры, и неожиданно появилось четверо мужчин, внешне похожих на преступников — одеждой и манерой поведения. Безцеремонно и по-хозяйски осматриваясь вокруг, они направились вслед за мамой, в дом культуры. Открылась боковая дверь дома и крадучись, из нее вышла мама и так боком, боком — незаметно в коттедж.

У меня не было возможности ни крикнуть, ни предупредить маму и после сна я понял, что это было как раз предупреждением для нас — мама просила, чтобы мы не забыли об оставшихся недомоленных четырех днях.

Жена: Близилось время Великого поста две тысячи десятого года. В это время мы уже активно читали святоотеческую литературу и с каждым днем узнавали все больше и больше нового, интересного и поучительного — например, что наши предки после сорока лет, вырастив и воспитав своих детей, уходили в монастыри, готовиться к той, настоящей жизни. И мы единогласно согласились что это правильно, поскольку все в таком случае становилось на свои места — дети начинали новую жизнь с более высокой ступеньки, а конфликты «отцы-сыновья» и «дочки-матери» отсутствовали в принципе. Каждый на своем месте занимался тем, чем заниматься был должен: дети растили следующих детей, а родители замаливали грехи своей молодости, боролись со страстями и развивались духовно. Это просто поразительно, насколько ясной и стройной была жизнь наших прадедушек и прабабушек! Однако с приходом к власти царя Петра первого, увы, все стало меняться в худшую сторону. Через пресловутое прорубленное окно в Россию из Европы, вместе с широкой рекой всевозможных искушений, хлынул и мутный поток ереси и всякой другой мерзости.

Начать мы решили с того, что стали жить как брат и сестра. Примером нам послужил Святой Праведный отче Иоанне Кронштадтский, проживший всю свою долгую жизнь с женой именно так — как любящий брат с любящей сестрой. Этот шаг был для нас очень серьезным, поскольку мы понимали: это навсегда и безповоротно. Когда мы подучились духовно еще немного, мы узнали, что без отказа от сладостей мира, счастья нам не видать, как собственных ушей. И делать это нужно очень аккуратно, поскольку шаг назад расценивается как отступничество и соответственно, увеличиваются скорби. А скорби, это как раз то, что мы в настоящее время переживали — абсолютное невезение в делах, полное отсутствие денег и присутствие долгов.