Дорога испытаний - страница 31
В это время, словно от стрельбы и крика, темнота лопается, раздвигается, начинает светать. Утро рекой плывет над землей, легким светлым туманом, и в нем по пояс тонут впереди бегущие, и кажется, над туманом бегут, размахивая винтовками, одни туловища. Туман рассеивается, подымается, в нем тонут плечи, головы бегущих. Грозим криком невидимому врагу, и крик наш глохнет в тумане и повисает вместе с клочьями тумана на ветвях одиноких ив у ручья.
Вдали орудийная пальба, бешеный стук пулеметов и вслед за этим «ура». Но это уже не мгновенный, быстро затухающий крик, а продолжительный, ликующий, бесконечный. Казалось, кричали «ура» восходящему солнцу, утреннему свету, вечной, неумирающей жизни.
И вот в какой-то незаметный миг все, кто был на поле, у орудий и в траншеях круговой обороны, в балках и в ближайшей роще, — все поняли и почувствовали, будто ветром принесло и крикнуло сразу всем в уши: дорога свободна!
По всему огромному полю зарычали машины. Кони и те почуяли и стали рваться в постромках, и в разных местах среди машин и повозок взвивались свечами гнедые, вороные, серые в яблоках, храпящие…
Кричат сирены. На рысях, обгоняя машины, проносятся с полковыми пушчонками гривастые и сильные, похожие на зверей артиллерийские кони, с лохматыми ногами, с копытами величиною в суповую миску.
Когда мы прибежали к немецкому укрепленному узлу, который оказался обыкновенным украинским селом с белыми хатками, выгоном и вербами над обрывистой речушкой, все уже было кончено.
В селе была обычная после боя суматоха. Посреди улицы стояли разбитые прямым попаданием, похожие на троллейбусы огромные немецкие «вездеходы»; в одном из них убитая овчарка лежала на груде вышитых украинских сорочек; в кюветах у огородных плетней, под старыми вязами, запрокинув льняные головы, точно куклы, валялись юные немецкие солдаты в голубовато-зеленых мундирах. Все как на подбор породистые, чем-то похожие друг на друга. И теперь, когда смотришь на их запрокинутые льняные головы, на успокоенные, окостеневшие лица, они не воспринимаются как солдаты-враги, а скорее видятся теми дородными мальчиками, которыми они были у себя в семье и среди товарищей на улицах немецких городов.
Перестрелка отодвинулась куда-то очень далеко. Глухо били минометы. В небе жужжа постреливал «мессершмитт».
В тени, под деревьями, стоял автобус медсанбата с большими красными крестами.
— Выбили? — весело спросила военная девушка.
— Выбили! — смеясь ответил я ей.
— Выбили, выбили, — насмешливо сказал кто-то со стороны.
Это был старшина, который вел нас ночью в атаку и лицо которого, к удивлению моему, оказалось в наивно светлых мальчишеских веснушках.
— Хорошая была атака! — сказал я ему.
Он покосился на меня.
— Правда? — спросил я.
Старшина ухмыльнулся.
— Так то разве атака? Атака была вон с той стороны — с лесочка.
— А мы? — спросил я тоскливо.
— Демонстрация! — он пренебрежительно махнул рукой.
Мимо неслись мотоциклы, тарахтели повозки, двигались в строю подразделения с тем радостным оживлением на лицах и бесконечной уверенностью в себе, которые появляются после удачного боя.
Встряхнув на плече винтовку, ухожу со строем бойцов, чувствуя, как сливаюсь с ними душой.
Горячая пыль до неба. Машины, кони, санитарные двуколки…
Идут машины, пока есть бензин, а иссякнет бензин — из последней канистры обольют машину и зажгут; и долго еще стоит в поле шофер, и лишь когда раздастся взрыв и факел взметнется к небу, проверит винтовку и уйдет в бой.
Скачут кони, пока есть силы, а выбьются они из сил или их ранят — отведут к яру и — бронебойкой в ухо.
Стреляет орудие, пока есть снаряды, а кончатся боеприпасы — пустят орудие с яра или с крутого берега в реку, или завезут в болото, или снимут замок и оставят в поле, в лесу.
И тянется за колонной длинный ряд сожженных машин, разбитых бомбежкой повозок, исковерканных орудий, пустых снарядных ящиков и минных лотков, остаются позади черные от крови, засыпанные бинтами и ватой лесные поляны с устоявшимся запахом йода и карболки.
А люди идут и идут, прорываясь с боями вперед, и там, где они прошли, — там огонь и трупы врагов. Светит солнце, сверкают звезды, день и ночь слились в беспрерывном гуле.