Дорога испытаний - страница 4

Другие мальчики мастерили радиоприемники — детекторные и ламповые, и авиамодели с резиновым моторчиком, и такие, которые улетали и возвращались назад в то же место, как бумеранг, что-то вечно вычерчивали, упрямо выпиливали и точили, и ходили всегда с кронциркулем в верхнем кармане ковбойки, засыпанные металлической пылью, пахнущие стружкой и клеем, похожие на молодого Уатта. А я никогда не мог ничего выпилить или склеить, никогда не мог нарисовать больше того, чему научился в детском саду, — домика с дымом из труб, и не постигал, как это получается у других. Я был влюблен в книги, как другие мальчики в машины.

И когда окончили школу, товарищи мои разъехались по всей стране в авиационные, радиотехнические, горные институты, а я пошел в университет на исторический и стал жить в чудесном городе Киеве, который кажется мне и сейчас самым лучшим городом на земле.

Удивительно привлекательны коридоры университета, факультетские объявления; слова «деканат», «кафедра», «аспирантура» непостижимо прекрасны.

И когда в университетской библиотеке берешься за книги по истории древней Греции, будто не было опыта поколений, будто миллионы юношей до тебя не листали эти страницы, записывая одни и те же имена и даты, чтобы вскоре их забыть и вспоминать лишь как латинские стихи, как что-то древнее и постороннее. Казалось, ты первый открываешь эти страницы и это так чрезвычайно важно и нужно.

За большими светлыми окнами читальни — снег. Тишина. Шелест страниц. На столах огромные пачки книг: «История древней Греции», «История Рима», Геродот, Фукидид, Полибий. Ощущение такое, что за год надо пробежать тысячу лет.

И потом этот бесконечный дневной и ночной труд, и радость узнавания, когда с жадностью читаешь подробности восстания Спартака, когда вдруг открываешь для себя Плутарха.

Постепенно усилием воли вырабатываешь в себе чувство обязательности, необходимости ежедневного труда и способность на долгое и непрерывное напряжение всех своих сил, когда, кроме цели, нет ничего — ни дня, ни ночи, ни рассвета, ни сумерек — и сутки существуют постольку, поскольку двигается вперед работа.

И это постоянное, непрекращающееся душевное напряжение и стремление к цели постепенно становятся характером.

В этот год была необыкновенная весна. На елях горели праздничные ярко-красные свечи, а березы огромными зелеными люстрами до земли опустили нежно светящиеся ветви. Как тысячи тысяч зажженных солнцем золотых фонариков, светились в траве желтые лютики. Роскошно цвела сирень, и какую веточку ни брал, все в ней пятерки и пятерки — сплошное счастье.

Дни были бесконечно длинные, со светлыми вечерами. Вечерняя и утренняя зори сходились в небе, словно природа ни на секунду не хотела смыкать глаз, боясь упустить что-то очень важное и значительное, что могло произойти каждое мгновение и чего ожидаешь всю жизнь. Вместе с природой и я жил в этом бесконечном празднике ожидания.

Я просыпался всегда на рассвете. Видел, как озаряются одна за другой трепещущие, ожидающие света ветви, с какой жадностью листья принимают лучи и сами начинают светиться внутренним светом.

В тот субботний день я готовился к зачетам. Вечером в лес, где было наше общежитие, приехала Леля.

— Долго мне еще ждать? — сказала она, скосив в мою сторону сердитые глаза, ярко-синие, с чуть лиловатыми белками.

Бывают лучистые глаза — они светятся, ласкают, встречаются лукавые, насмешливые — они смеются над тобой, а эти — резкие, миндалевидные — режут, режут насмерть.

— Опять молчишь?

И, пересиливая взгляд этих глаз, я, стараясь как можно спокойнее, спросил:

— Погуляем?

— Всегда задаешь один и тот же вопрос?

Мы бродили по лесу, присматривались к деревьям, к вырезу листьев, к тому, как сосны причудливо сплелись, обхватив друг друга ветвями, и так, в обнимку, родными сестрами вместе поднимаются ввысь, к солнцу.

— Что бы я ни делал, я все время вижу тебя, — признался я.

— Ну и как это, интересно? — усмехнулась она.

— Вижу, как цветут вишни, и вот из сада вышла одна вишенка, перехваченная поясочком, и пошла впереди меня, постукивая высокими каблучками… И что бы я ни читал и куда бы ни шел, я это вижу.