Дорога испытаний - страница 49

стр.

— Стро-ой-сь!

И уже через несколько мгновений гудящая толпа людей — в пехотных, кавалерийских, авиационных, железнодорожных фуражках, танкистских шлемах, картузах и женских платках, мальчишеских кепочках, с оружием и без оружия, людей, многие из которых впервые в жизни видели друг друга, людей из разных городов и сел, разных профессий и судеб, русских, украинцев, казахов, татар, цыган — стояла в едином, слитном строю, подчиняясь голосу одного человека с красной звездочкой на рукаве шинели. Весь строй, как один человек, устремил глаза на это каленое, огрубевшее от ветра и солнца, перерезанное глубоким шрамом властное лицо.

Кто он, этот человек в танкистской фуражке, с двумя шпалами на петлицах? Никто не назначал, никто не выбирал его командиром, многие и видят-то его в первый раз.

Отчего же все сразу беспрекословно подчинились ему, молчаливо и выжидающе стоят в строю, готовые по одному его слову идти на смерть?

Все смотрят на яркую красную звездочку комиссара и в этот момент видят в нем представителя той великой силы, с которой была связана вся их жизнь, все их чаяния и надежды, — Коммунистической партии. И хотя у батальонного комиссара не было и не могло быть сейчас связи с Москвой, всем казалось, что у него есть связь с Москвой и все, что он делает и приказывает, — приказ Москвы. Но кроме этого общего чувства веры в комиссара, у каждого в зависимости от характера была еще своя, особая причина подчиняться именно этому человеку.

Одни подчинились потому, что видели его в деле — на переправе и в Семеновском лесу; другие — даже выше его званием — подчинились потому, что почувствовали в нем решимость в тяжелый час испытания взять на себя всю ответственность; третьи подчинились властному, командному голосу, которому немыслимо не подчиниться; четвертые подчинились потому, что подчинились вторые и третьи, из самого простого коллективного человеческого чувства, а все вместе взятые подчинились потому, что человек с красной звездочкой делал то, к чему стремились они сами и что было у каждого в сердце.

Удивительное чувство строя! Человек, который минуту назад был тебе чужим, о существовании которого не предполагал, прикоснулся к тебе локтем — и стал ближе отца, брата.

Тихо. Слышно, как ветер шуршит в кукурузе.

— Коммунисты есть? — спросил батальонный комиссар.

— Есть! — откликнулись в разных местах.

Несколько темных фигур в пилотках, с винтовками, и в картузах, без винтовок, выступили из строя.

— Комсомольцы есть?

— Есть! — ответил хор голосов.

Толпа в шинелях, матросских бушлатах, свитках и плюшевых женских пальто обступила батальонного комиссара.

Он молча оглядывал лица людей. Кто они? Какой части? Как и почему попали сюда? Какую жизнь прожили до этого? Как поведут себя при встрече с врагом, выполнят ли в полную силу свой долг эти люди? А они в свою очередь так же молча вглядывались в лицо командира, стараясь понять, каков он. Именно в молчаливом взаимно изучающем общении и состояло значение этого летучего полевого партийно-комсомольского собрания.

Говорили, комиссар воюет от самого Перемышля. Первый бой его танковый полк принял на рассвете 22 июня. Когда иссяк бензин, они закопали танки в землю и продолжали драться. Кончились боеприпасы, они взорвали свои стальные доты и ушли в пехоту. Трактор тянул за ними пушку, горючее собирали по деревням, выливали керосин из ламп, заводили трактор.

Никто не знал его фамилии. Знали только, что зовут его Николай Николаевич. Рассказывали про него всякие легенды: как один он на танке перебил и уничтожил фашистский парашютный десант и отстоял для переправы мост через реку, как на виду у всей армии обнял и поцеловал его сам командующий фронтом.

Так это было или не так, но всем хотелось верить, что это было именно так, и каждый, сам того не замечая, прибавлял еще немного от себя, раскрашивая рассказ безумной храбростью, смелостью и удивительной находчивостью батальонного комиссара, на котором сосредоточились теперь все наши надежды пробиться к фронту.

— Мы вырвались из одного кольца, — тихо сказал батальонный, — впереди другое кольцо, а за ним третье кольцо. Он будет кольцевать нас на всем пути, чтобы задушить нас, придавить нашу волю, растоптать нашу веру. Понятно?