Дорога к подполью - страница 24

Когда я последний раз была у рыбаков, их осталось только двое — два краснофлотца из авиачасти. Баркаса у них уже не было, рыбаки стерегли оставшееся имущество.

В городок я возвращалась по узкой проселочной дороге, пересекавшей дубовый лесок. И здесь чирикали птицы, цвели цветы и зеленела трава, но война давала себя чувствовать все больше и больше. По краям дороги много воронок, повсюду в леске расположились какие-то воинские части, переселившиеся сюда из города, все чаще и чаще гудит морзаводский гудок: тревога — отбой, тревога — отбой, в чистом прозрачном воздухе далеко разносится его басистый голос. И на сердце тревожно, надо что-то предпринимать.

После переселения летчиков наш городок снова опустел, остались только штаб какой-то армейской части, расположившейся в леске за нижней водокачкой, несколько моряков с 35-й батареи, обслуживающих баталерку, прачечную и водокачку, комендант воентехник Бордюк и мы — немногочисленные гражданские.

Теперь городок уже не казался тихой пристанью, а представлялся судном, потерпевшим бедствие, покинутым командой.

Видимо, дошла очередь и до нас. Надо по примеру летчиков куда-то выбираться.

Я подумала о пещерах в обрыве, поделилась своими соображениями с мамой и папой, а затем пошла поговорить с Дмитрием Григорьевичем Воронцовым. Он одобрил мои планы, сказал, что и его семья, и служащие с подсобного хозяйства, и Наташа, и Аня с матерью переберутся туда.

На другой день мы с мамой и Женей отправились к пещерам с намерением их расчистить и привести в порядок. Дружно втроем взялись за работу: соскребали овечий помет, выносили мусор и камни. Одна пещера была поменьше, но более закрытая, другая, смежная с ней, глубокая, обширная, но открытая с моря. Когда мы, потные и обсыпанные пылью, в последний раз начисто, подметали первую пещеру, появились три командира в морской форме. По нашивкам на рукавах мы определили, что это какие-то большие начальники. Один из них, высокий сухощавый блондин, вежливо осведомился, откуда мы и что здесь делаем. Мы ему обо всем рассказали. Тогда он попросил предъявить документы, предварительно извинившись.

Мы, конечно, нисколько не обиделись и предъявили документы.

— Я, право, не знаю, разрешить ли вам переселяться сюда, — сказал командир. — Мы вырубаем деревья в обрыве, возможно, что в этих пещерах поставят минометы, здесь будет находиться воинская часть: есть вероятность вражеского десанта…

Потом он немного подумал и сказал:

— Ну, хорошо, пока переселяйтесь.

И уже собираясь уходить, представился:

— Ломан, начальник школы начсостава.

Подойдя к своим спутникам, Ломан стал объяснять им геологическое происхождение этих скал и, отбив кусок породы от скалы у нашей пещеры, рассматривал ее с большим вниманием. Меня заинтриговало: кто же этот человек с такими изящными и вместе с тем энергичными движениями, так живо интересующийся в настоящий момент не только минометами, но и геологией. «По всей вероятности, до войны он был геологом», — подумала я.

Дочистив пещеры, мы пошли домой.

Почти беспрерывно гудел морзаводский гудок. Так было последние дни. Когда мы подходили уже к самому городку, засвистели, завыли летящие с неба бомбы. Клубы дыма поднялись из леска возле нижней водокачки: учуяли стервятники наши части, расположившиеся там!

Это были последние числа мая. Я еще два раза ходила на огороды. Возле дома подсобного хозяйства опять встретила Ломана, но уже не в флотской, а в хорошо пригнанной армейской форме. Он вежливо поздоровался и спросил, когда же мы переезжаем в пещеру… Мне пришлось с ним встретиться в жизни еще два раза, но в каких условиях!

Заведующий подсобным хозяйством Дмитрий Григорьевич Воронцов торопил с Переездом, но нам почему-то не хотелось перебираться в пещеры, и мы все оттягивали время. Наконец, первого июня Воронцов убедил нас ехать.

Солнце огненным шаром садилось в море, когда мы подъезжали к обрыву. Море было синевато-свинцовое, темное, неприветливое, как и небо, сильный ветер задирал гривы у коней и, казалось, что нас вместе с подводой сбросит в обрыв. Не успели лошади остановиться у самого края обрыва, где начиналась тропинка, как засвистели и разорвались в ближайшем леске две бомбы, лошади шарахнулись и чуть было действительно не свалились вместе с подводой и нами в обрыв. Все это: и багровое солнце, и хмурое море, и ветер, и бомбы, и надвигающиеся сумерки, и взлохмаченные гривы коней, и одинокая подвода на краю отвесного обрыва, и сами мы со своими мрачными лицами — создавало какую-то зловещую, тяжелую картину.