Дорога к подполью - страница 26

Жизнь наша не была тиха и однообразна. Утром нас будили грохот зениток и взрывы бомб. Начинался день, шумный и полный опасностей. Однако наш лагерь не унывал. Умывались морской водой, кипятили чай, жарили оладьи. Мы продолжали получать свои два литра молока, которые доярки приносили под скалы. Стирали белье и платья в море, сушили их на скалах, а гладить умудрялись в городке. Днем купались в море, как ящерицы, выползали на скалы греться на солнышке. Но каждые пять минут, как те же пугливые ящерицы, скрывались в тень навеса от глаз немецких летчиков. Ночью крепко спали под мерный шум прибоя.

По нескольку раз в день гитлеровцы бомбили зенитную батарею, расположенную над нашими головами, без конца бомбардировали 16-ю батарею — жилище летчиков, крупнокалиберными бомбами «молотили» 35-ю батарею. В маленькой бухточке за скалой скрывался катер, охотник, за ним тоже охотились. Перед нами курсировала подводная лодка, которая иногда всплывала, чтобы набрать воздуха, и тогда в море летели бомбы, взметая к небу фонтаны воды; воздушные волны, залетая под скалы, били нас о камни. Часто наше убежище заволакивало дымом и желтой глинистой пылью. Когда над головой бомбили зенитную батарею, скалы гудели, а мы прижимались к ним и притихали. Как-то прямо перед нашими глазами пролетели две бомбы, сброшенные с самолета на катер-охотник. К счастью, они разорвались за выступом скалы, не причинив ни нам, ни катеру вреда.

Но улетят самолеты — и мы снова выползаем на солнышко. Не успеешь пригреться или выкупаться — опять прячься: с воем проносятся самолеты, в море летят маленькие снарядики из авиационных пушек, рвутся, ударяясь о поверхность, поднимая коротенькие столбики воды, стучат о камни пулеметные пули. Однако опасность смерти заставляла острее чувствовать всю прелесть жизни, каждое ее дыхание.

Надо было ежедневно ходить в городок за водой, хлебом и продуктами. Днем этого делать было нельзя, даже военные машины ходили в город только по ночам. Теперь фашистские стервятники шныряли по небу, как у себя дома. Каждый человек, замеченный с воздуха немецким летчиком, подвергался пулеметному обстрелу. Нашим самолетам приходилось плохо. Не успевали они подняться в воздух со своего аэродрома и набрать скорость, как со всех сторон на них набрасывались враги, завязывался воздушный бой, выли и стонали виражирующие самолеты.

Лишь солнце склонялось к закату, мы с мамой собирались в поход за водой. Наверх было выбираться лучше: еще светло и идешь увереннее, обернувшись спиной к засыпающему где-то внизу морю. Загудел немецкий самолет, — мы с мамой прижимаемся к скалам и следим за ним. Вот он улетел, наша зенитная батарея выстрелила несколько раз ему вслед. Поднимаемся на край обрыва, дальше гладкое ровное поле, кое-где утыканное невысокими колючими кустами можжевельника. Вот тут-то и начинается наша «фронтовая жизнь». Мы никак не можем оторваться от спасительного обрыва: только сделаем шаг — смотрим, летят по небу с одной, с другой, с третьей стороны вражеские самолеты. Прячемся и ждем. Вот уже солнце опустилось за море, начинают сгущаться сумерки, ну, кажется, в воздухе стало спокойнее. Идем! И мы спешно двигаемся по дороге. Дорога изрыта воронками от бомб и снарядов.

Путь наш лежит мимо зенитной батареи. Это самое опасное место, страшно оказаться здесь в тот момент, когда батарею бомбят. Приближается немецкий самолет — бросаемся на землю и лежим недвижно. Пролетел, не заметил. Поднимаемся и идем дальше.

Снова вражеские самолеты, да много! Мы с мамой прибавляем шагу, пройдена почти половина дороги, возвращаться обратно поздно. Ах, хотя бы не бомбили батарею, мы как раз проходим мимо нее! Ревут моторы, воют пикирующие самолеты, резкий свист бомб — и мы тут же, беззащитные, на открытой дороге в зоне бомбежки. Мгновенно бросаемся к кустам и падаем в них, прямо на ветки колючего можжевельника. Мама шепчет: «Пресвятая богородица, спаси нас!..» и еще какие-то слова. Во время взрывов голос ее прерывается. После каждого взрыва облегчение: этот не задел! Но уже режет сердце свист другой летящей бомбы…