Дорога к воде - страница 5
Тот моргнул круглыми глазами, встопорщил усы, мурлыкнул на пробу.
- Надо дать ему имя.
«Том. Пусть будет Том. Когда-то здесь жил один такой – рыжий и полосатый».
- Пусть будет Том.
Хорошее было имя – основательное и в меру добродушное.
Блейку оно нравилось.
Сарай скрипнул покосившейся дверью, хрустнул чем-то деревянным.
Блейк зашел внутрь – на полу, под сломанной старой половицей, поблескивал металлическим углом ящик.
Сарай очень гордился им, берег до последнего, пока еще надеялся, что в этом есть хоть какой-то смысл.
В ящике лежала старая тряпичная кукла – один пуговичный глаз почти оторвался и уныло свисал вниз – несколько стеклянных бусин, рассыпающийся на части пластиковый цветок, посеревший от пыли и времени, и письмо «мне через десять лет».
«Оставь меня», - сказала куколка с истинно королевским достоинством.
Блейк не стал ее трогать, взял только письмо.
«Нравится?» - спросил сарай с затаенной гордостью и в тайной надежде на похвалу.
- Королевский клад, - соврал ему Блейк. Не хватило духу ответить честно.
«Тогда, может, доплатишь еще стишком? Хотя бы коротким».
Сараю не нравилось выпрашивать, и он делал это коряво и неуклюже.
- Доплачу.
Стихов Блейк почти не знал, и вспомнилось ему только одно:
Тигр, о, тигр, светло горящий,
В глубине полночной чащи...
Он вернулся к Саймону, разворачивая письмо на ходу.
- Нашел сокровище? – беззлобно усмехнулся тот.
В письме были мечты о большом городе, и девочка с красивым, каким-то цветочным именем - Эмили, наверняка мертвая уже. И упоминание о Зеленой Заводи – совсем короткое, но оно – впервые за долгих три последних года, пахло безопасностью и жизнью. И прохладой.
- Королевский клад.
- Ну-ну. Ты вообще думал, что будешь делать, когда доберешься до воды? Останешься жить в горах? – в вопросе звучало искреннее любопытство, и Блейк ответил. Не было смысла скрывать:
- Нет. Отдам, что отжило, и двинусь дальше.
- Куда дальше? Умирает же все.
- Не все. Есть еще оазисы.
Жизнь, которую Земля все еще держала в ладонях, но об этом Блейк говорить не стал. Побоялся, что Саймон станет смеяться.
- А ты дойдешь до них вообще?
- Не знаю.
Он умел находить остатки воды: по запаху, по слухам, которые выспрашивал у ветра, и еду – выторговывать у осыпающихся зданий. Но случиться могло всякое.
- Какой-то ты совершенно неправильный человек.
- Почему?
- Я даже не знаю, с чего начать.
Дальше они долго шли в молчании.
В канаве возле небольшого высохшего перелеска они нашли маленькую тень, умиравшую под палящим солнцем.
Обычно такие как Саймон своих мелких ели, если находили – те были для них лакомством.
Блейк, в общем-то, не собирался ему мешать и лезть со своими порядками и своей моралью.
Хотя маленькую тень было немного жаль. Все вокруг умирало – иногда медленно, иногда мучительно, иногда и то и другое сразу. Громадный веник смерти мел по земле, сметая воду и жизнь, и оставались крошечные островки – зерна, чтобы прорасти в будущем.
Ну или не прорасти.
Блейк достаточно в жизни посадил семян, чтобы понимать – прорастали далеко не все.
Саймон тень не съел – бережно поднял, покачал в ладонях. Он боялся коснуться ее собой настоящим, она была слишком для этого слаба. Ей нужно было наесться, отоспаться где-нибудь, где ее не тронуло бы солнце.
Но Саймон ее нести не мог.
Он смотрел на Блейка совсем как человек: с затаенным страхом, с отчаянием.
Блейк не заставил его просить:
- Положи ее в мою тень. Подождем немного, может, оклемается.
Саймон передал ее, как величайшую драгоценность – так обычно Блейку отдавали птенцов. Как правило, тоже умирающих.
Они ни разу у него не выживали.
Маленькая тень ворочалась, хрипела где-то за границей слышимости.
Блейк накрывал ее ладонями, капал на нее каплями пустоту – всю, которую мог в себе найти: память о друге, который ушел, и о мире, которого больше не было.
Маленькая тень благодарно вздыхала в ответ. Пустота унимала ее боль.
Саймон сидел рядом, угрюмо молчал, почти полностью втянувшись в тело и свесив на грудь светловолосую голову.
Блейк молчал тоже, и ждал.
- Спасибо тебе, - сказал ему наконец Саймон.
- Не за что пока.
- За участие.
Странно, что он его ценил. И вообще мог говорить спасибо.