Дорога на Берлин - страница 7
Тут сразу стало просторно, и Ольга, выпустив руку отца, повернулась, чтобы поблагодарить нежданного помощника. Перед ней стоял офицер с лицом, на котором были на писаны суровость и вместе с тем странная горечь. Он был одет в форму гвардейского поручика, но было в нем что-то, лишавшее эту форму обычного блеска. С женской наблюдательностью Ольга определила причину этого: мундир был не очень нов, местами сукно уже лоснилось, портупея была потерта, — словом, все выдавало бедность владельца. Это открытие растрогало девушку, и она с симпатией посмотрела на офицера. Ее встретил тяжелый, горящий взгляд, от которого ей стало не по себе, и она инстинктивно прижалась к отцу.
— Спасибо вам, ваше благородие, — произнес Евграф Семенович с достоинством, но вытягиваясь во фрунт, с манерой, обличавшей долгую военную службу.
— Не за что, любезный, — проговорил офицер низким трудным, немного глухим голосом, какой бывает обычно у чахоточных. Он все еще смотрел, слегка нахмурившись, на девушку, но вдруг, словно спохватившись, отвел глаза и сказал: — Что же мы стоим? Вы куда идете?
— Нам на реку Мью[3] надобно, — ответил Евграф Семенович. — На Мью? И мне туда же. Пойдем, пожалуй, вместе, Будем же знакомы: моя фамилия — Мирович, звать Василием. А ты откуда, любезный?
— Бывший сержант Углицкого полка, Евграф Семенов Микулин. Служил у покойного графа Александра Ивановича Румянцева, им же дарована мне вольная, и как из армии меня после ранения уволили, живу ныне в деревне Малиновке, Псковской губернии, вместе с сироткой моей Ольгой. А это вот, — он указал на молодого человека, который стоял насупясь, видимо, не очень довольный неожиданным знакомством, — дворянин Шатилов. Его усадьба с нашим домишком по соседству. Вишь, он с нами сюды приехал, чтобы беде нашей помочь. Он человек образованный, и здесь мы с Ольгунькой без него совсем пропали бы, воистину положи меня.
Мирович коротко поклонился Шатилову, ответившему ему таким же сухим поклоном, и обратился снова к Микулину:
— Какая же беда у вас, Евграф Семеныч? Может, и я чем полезен буду.
Тот в замешательстве посмотрел на Шатилова, как бы ища у него совета, но Алексей Никитич шагал, с преувеличенным вниманием рассматривая обгонявших их прохожих, и Микулин, поколебавшись, стал рассказывать:
— Деревня наша встарь принадлежала графам Румянцевым. А запрошлый год нынешний граф Петр Александрович, — может, изволили слышать? — продал ее генералу Пальменбаху. Генерал недавно нанял нового управляющего своими поместьями, господина Юлия Тагена. А Таген повстречал на улице Олюшку, и, видно, приглянулась она ему. Вызвал он меня: пусть, говорит, твоя дочь в услужение ко мне поступит. И она и ты в довольстве жить будете. Озолочу вас.
Ольга, которая все это время шла молча, вдруг с раздражением сказала:
— К чему вы, батя, все рассказываете? Господину офицеру вовсе неинтересно о том знать.
— Почему же доброму человеку не поведать? Он сам меня спросил. Так вот, ваше благородие, как отказался я сиротку мою на усладу господину Тагену в услужение дать, с того часу зачал он меня преследовать. Сперва зерно мое на мельницу запретил принимать, после заливной луг отрехал, которым будто я не по праву владел, после еще разные пакости учинил. И все твердит: сделай по-моему — и сразу богатым станешь, а не сделаешь — по-миру пущу. Совсем до нищеты уже довел, воистину меня положи. Алексей Никитич пробовал заступиться, да где там: во псковском суде супротив генерала Пальменбаха итти не решились, потому его, говорят, сам генерал Фермор весьма отличает, а полицмейстер и сам немец, уж он, конечно, своему мирволит.
— А Таген тоже немец? — с интересом спросил Мирович.
— Кто его знает! Бают, голландец, да, по мне, все они немцы. Покойный граф Александр Иванович, — царство ему небесное, — государыне напрямки сказал, что немцы в России всю власть забрали. Его в ссылку послали, а слово его справедливое. Так в те поры герцог Бирон всем заправлял, а ноне ведь дочь Петра Алексеича на престоле сидит. Неужли и теперь русскому человеку от немцев житья нет?
— Потише, Евграф Семеныч, — одернул расходившегося старика Шатилов, — наживете вы пущую беду своими разговорами. А вы, сударь, если впрямь помочь хотите, не присоветуете ли, где нам генерала Румянцева сыскать? Мы приехали сюда, чтобы просить его заступничества: в молодости он часто играл на руках у Евграфа Семеныча и, верно, не откажет ему помочь теперь. Да вот живем мы в Петербурге уже пятый день, а графа так и не видели. Говорят, он уехал, а когда вернется, никто не ведает.