Дорога на Вэлвилл - страница 13

Лайтбоди обнаружил подвох только спустя месяца три, и то случайно. Дождливым воскресным днем он от нечего делать лениво перелистывал каталог «Сирс». Жена в соседней комнате проводила собрание членов петерскиллского дамского общества «За здоровый образ жизни». Реклама открыла Уиллу глаза. Проповедуя здоровое питание, умеренность и чистоту безмозглым подружкам-сплетницам (в числе которых была и миссис Амалия Хукстраттен), Элеонора преспокойно накачивала наркотиками собственного мужа. Антиалкогольный эликсир «Белая звезда Сирса», шесть бутылочек которого Уилл обнаружил в глубине одного из кухонных ящиков, оказался не чем иным, как настойкой опия.

Разумеется, он был разъярен. Разъярен и оскорблен. Такое оскорбление от собственной жены, от родного отца! Уилл стоял в кухне и слушал доносившиеся из соседней комнаты бойкие рассуждения Элеоноры о вялости толстой кишки, о злейших врагах человека – солениях и копченостях. Его душила бешеная ярость, и Уилл чуть было – еле удержался, ей-богу – не расколотил эти маленькие кофейного цвета бутылочки вдребезги. Но проявил выдержку, поставил склянки на место и стал дожидаться ужина и своего вечернего кофе.

Вечером в гостиной устроился перед камином, у ног растянулся Дик – жесткошерстный терьер. К кофе Уилл не притронулся. Это оказалось не так-то легко, ведь он уже привык к пяти каплям антиалкогольного эликсира «Белая звезда Сирса»; всем своим видом, соблазнительным ароматом чашка манила, словно в ней было дьявольское зелье, а не кофе. Но Уилл все же устоял. Когда полчаса спустя в комнату впорхнула Элеонора с вязанием в руках, ее ждало небольшое потрясение в виде бодрствующего мужа, задумчиво глядевшего в огонь.

– Уилл, – спросила она, – ты не выпил свой кофе?

И это была женщина, которую он любил; женщина, на которой женился через месяц после окончания Колумбийского университета; женщина, всякий взгляд и движение которой возбуждали его сверх всякой меры. (Он и сам не мог объяснить, почему это происходит, хотя неоднократно пытался – и однокурсникам, и девушкам, которых приглашал в театр или на концерт, даже шлюхам и работницам, слонявшимся возле мюзик-холла.) И вот эта женщина пыталась его отравить!

– Никакого кофе, – отрезал он, вставая с кресла. Впервые за много месяцев его голова была ясной. Уилл знал, кто он, где находится, что делает и почему.

– Иду в бар. Мне не помешает хороший бифштекс и стаканчик виски. Нет, пять стаканчиков – по одному за каждую каплю антиалкогольного эликсира «Белая звезда Сирса».

Далее последовали слезы. Слезы и взаимные обвинения. Уилл никогда еще не видел жену в таком состоянии – даже Дик удивленно уставился на хозяйку и испуганно затрусил прочь из комнаты.

– Я вовсе не хотела тебя отравить! – всхлипывала Элеонора. – Но я была уже на пределе. Ты… ты так переменился – стал совсем чужим. Пьяный, отвратительный. Словно в доме появился чужой человек! – Она вскинула голову, посмотрела ему прямо в глаза. – Это противоречит всем моим принципам. – Элеонора немножко пришла в себя и говорила уже увереннее. – И ты прекрасно знаешь, что я не доверяю лекарствам и всяким иностранным снадобьям – доктор Келлог повыкидывал бы из окна все это, и здесь я с ним абсолютно согласна, но…

Но она накачивала его этими самыми лекарствами. Для его же блага. Соучастниками преступления, как выяснилось, были родители Уилла, повар и доктор Бриллинджер.

Примирение было бурным и прекрасным. Сначала Элеонора пробыла три месяца в Бэттл-Крик, следующие три месяца Уилл провел в алкогольно-наркотическом дурмане, так что этой ночью они сошлись, по-настоящему желая друг друга (Уиллу хотелось в это верить); он свято верил, что именно в ту ночь она забеременела.

Да, все было прекрасно. Но осталась одна маленькая проблема: ему были позарез необходимы эти шесть маленьких бутылочек антиалкогольного эликсира. Нет, «необходимы», пожалуй, недостаточно сильно сказано – они были нужны ему до умопомрачения, до дрожи в руках. И, конечно же, когда прямо из ее объятий Уилл отправился на кухню к заветному шкафчику, обнаружилось, что бутылочки исчезли. И тут у Лайтбоди началась лихорадка. Кожа вспухла так, что он почувствовал себя каким-то воздушным шаром, но тут она стала стягиваться, грозя удушить его насмерть; желудок съежился было до размеров грецкого ореха, а затем взял и растопырился на манер зонтика; ноги превратились в куски льда, пальцы скрючились – не разогнуть. Уилл упал на пол посреди кухни, с трудом встал на четвереньки и, давясь рвотой, пополз в столовую, потом в гостиную, где напугал Дика. Здесь Уилла вывернуло в ведерко с углем, а руки так начали зудеть, что он принялся расчесывать их, пока они не засочились кровью, как отбивная на прилавке у мясника.