Дорога отчаянья - страница 16

Итак, что мы в итоге имеем. Подземное убежище времен Советского Союза, скорее всего, практически не готовое к приему людей, во всяком случае, на длительный период. Горстку спасшихся врачей, офицеров, солдат и курсантов, если только не было еще одного входа, для гражданских лиц, на территории жилых районов. Зараженный радиоактивными веществами городок над нами, частично или полностью разрушенный, в зависимости от мощности и удаленности эпицентра взрыва. Тут в пору было бы выругаться, да воспитание не позволяет. Одна надежда на отцов-командиров, придумают что-нибудь, может быть, все не так плохо, и я сильно преувеличил последствия катастрофы.

Через несколько часов пришел комендант. По его словам, наш отсек остался последним, где еще не собирали информацию по укрывшимся.

- Подходим ко мне по одному, называем: фамилию, имя, отчество, что умеем и чем могли бы быть полезны, - присаживаясь на ближайшую к двери кровать, произнес капитан Макаров.

Много времени не понадобилось, чтобы переписать всех. Отсек был заполнен на треть. Когда комендант переносил мои данные в свою красную папочку, низко склонившись над ней, я чуть-чуть подался вперед и подсмотрел записи. Сто пятьдесят семь. Мой порядковый номер. За мной – еще человек шесть будет. Плюс офицеры штаба, и группа обслуживания. Всего получается не более двухсот человек.  И в основном – одни мужчины. Да уж. Впечатляющая статистика, ничего не скажешь. Хорошо, что в армию берут только с правильной ориентацией, а то кто-то сейчас бы вспомнил про рай.

- Товарищ капитан, а мы здесь так и будем сидеть? Взаперти? – обратился какой-то парень, стоявший неподалеку от меня.

- Пока да, но, думаю, завтра уже более-менее все станет ясно. А сейчас прошу меня извинить, еще много дел.

Откланявшись, комендант вышел из отсека.

Все снова разошлись по разным углам, заскрипели кровати.

Зашуршал динамик, из него послышался чей-то тихий шепот, слова было невозможно разобрать, наконец, неизвестный прокашлялся и произнес:

- Товарищи, мероприятия по приведению убежища в автономный режим проведены, теперь мы полностью отрезаны от остального мира. На данный момент от вас требуется спокойствие и выполнение всех указаний коменданта. Завтра на общем построении вам доведут необходимую информацию об устройстве и организации жизнедеятельности в убежище. А пока – всем лечь спать. Завтра подъем в семь утра. Доброй ночи.

- Ну, что скажешь, - обратился ко мне Андрей, подходя к моей кровати, - ничего, если я расположусь рядышком. А то какой-то необщительный контингент подобрался у нас в отсеке. Одиннадцать человек, а поговорить не с кем.

- Может просто сейчас не время для разговоров? Кстати, ты не видел двух мужиков, с которыми я прибыл. Один высокий, худой, второй чуть поменьше и поупитаннее.

- А, те, что изображают из себя невесть кого. Видел, ушли они. Когда тебе стало плохо, эти два типа  пошли вызывать врача, а когда тот пришел, прошмыгнули наружу, тыкая какими-то корочками солдату на входе. Наверное, в штаб помчались. У нас в роте было несколько человек той же породы, все надо знать, везде своим носом залезть. Власти уже нет, а им все неймется, проверяют и записывают в свои блокнотики. Никчемные люди.

- Не говори так, они мне, можно сказать, жизнь спасли.

- Да ладно, тебе просто повезло, оказался в нужно месте в нужное время.

- Ну… - задумался я, вспоминая, как Петр Иванович расталкивал больных в коридорах отделения, - тоже верно…

Я откинул армейское одеяло, снял больничную пижаму, небрежно бросив ее на стул у кровати, и лег.

- Доброй ночи.

- И тебе. До завтра.

- Разве ты еще не понял, что ЗАВТРА уже не будет?! – Не выдержал я. – Все, мир рухнул в тартарары со своими порядками и законами. Есть только СЕГОДНЯ, нужно жить здесь и сейчас, беря от каждого мгновения все, что только возможно. Потому что ЗАВТРА может не наступить. Никогда! Если ты раньше жил в мире и спокойствие, был уверен в себе и окружающих тебя людях, мог что-то планировать, то сейчас все по-другому. Ты закроешь глаза и провалишься в сон, а в убежище сломается система вентиляции, мы задохнемся или отравимся радиоактивными веществами; с поверхности прорвутся выжившие и перестреляют всех только потому, что мы тут – в безопасности, а они там – подыхают от лучевой болезни; или взбесится кто-нибудь из нас, с ума сойдет, клаустрофобия замучает, и перед тем, как себя убить, отправит на тот свет еще кого-нибудь, чтобы там было с кем в шахматы играть. Нельзя знать ничего наверняка. Есть только сегодня, сейчас, здесь…