Дороги богов - страница 15

Задумавшись, она все-таки промахнулась, не рассчитав, с тропы, и все трое вдруг, ломая подрост, скатились по склону оврага на самое дно, где затаилась сырость и прелая прошлогодняя листва.

Здесь царила кромешная темень. Руки своей не видать. Зарница только слышала шумное, частое дыхание волка и хрипы отрока. Но сзади нарастал звук, которого она до сей поры не слышала, — конский топот.

Погоня! Только этого не хватало!

Времени не оставалось. Зарница упруго вскочила, нашаривая черен меча и готовясь сражаться. Радегаст с усилием поднялся, повис на ее локте:

— Против Охоты меч не выстоит! Уходить надо!

Девушка уже напряглась стряхнуть помеху, но тут поверх его головы в темноте разглядела-таки что-то на склоне и раздумала спорить.

— Туда, — сквозь зубы приказала она, толкнув отрока к наполовину вывороченной сосне.

Дерево каким-то чудом выросло на склоне оврага, ломая его корнями. Овраг продолжал расти, и талая вода понемногу подмывала корни. Под сосной уже образовалась приличная нора, но она все стояла, не думая крениться.

Вползли аж на четвереньках, чуя над головой рокот и гул копыт. Деревья закачались, заламывая ветви, застонали на разные голоса. Им завторил потревоженный леший. Где-то в чаще очнулись и спросонья заорали птицы. Поджарый волк подобрал под себя хвост и заскулил, как щенок. Погоня приближалась. Хотелось выглянуть, осмотреться, но в глубине души уже родился липкий страх.

И словно в ответ тайным мыслям, роща озарилась вспышкой молнии.

Радегаст и молодой волк притихли у дальней стены, боясь дохнуть. Зарница, припавшая на колени у влаза, спиной чуяла их взгляды. Они ждали от нее… Чего?

Не думая, что делает, девушка рывком выхватила из ножен нож и, закатав рукав, полоснула себя по руке. Боль на миг сковала тело, согнула его мало не вдвое, но Зарница уже смочила лезвие в отворенной крови и торопясь, пока было время, окровавленным ножом провела по земле черту, отделяя вход в нору от внешнего мира. И внутри родились слова, которых она не могла услышать ни от кого — ни от ведуна Белоглаза, ни от травницы-матери, ни даже от воеводы Ждана:

— Дедушко Чур-Чурило, батюшко Лес-Лешачок! Сварогом-дедом, Даждьбогом-Солнцем ясным, ветром-Стрибогом могучим заклинаю — не выдайте своих детей на расправу, ворогам на погибель-поругание!.. Ай не встанет вам в труд лиходею очи отвести, пути-дороги к нам замести, лихо-беду прочь унести… Тако бысь, тако есь, тако буди! Ключ да замок слова мои!

Новая вспышка молнии с бесплодных, еще не готовых разродиться грозой небес озарила склоны оврага, кроны качающихся дерев — и тени огромных всадников, застывших на той стороне!..

Зарница мышью метнулась вглубь и, не думая, что творит, обхватила руками Радегаста за плечи, закрывая собой. Ибо в краткий миг, что видела она погоню, показалось ей, что кони и всадники головами возвышались над деревьями.

Третья молния озарила вход в нору и конское копыто, впечатавшееся в землю у самой черты…

…А где-то там, прикрываясь непогодой, осторожно подняли якоря, бесшумно опустили на воду весла, и один за другим не спеша двинулись вперед драккары викингов.

Утро пробудило пересвистом птиц и звонким перезвоном падающих с листьев капель росы. Привыкшая вскакивать с рассветом, Зарница продрала глаза и ругнула себя за то, что проспала. Но прежде чем она успела вскочить и ринуться бежать, странная ночь напомнила о себе.

Девушка уснула сидя, привалившись к теплому боку молодого поджарого волка, что свернулся калачиком на голой земле в тесной норе. С другого бока к нему прижимался отрок в добротно сшитой и украшенной заговорным шитьем одеже. Он по-детски подтянул колени к животу и причмокивал губами во сне. Лицо его сейчас казалось безмятежным и нежным, как у всех детей, и стоило большого труда поверить, что за ним вчера гнались…

Припомнив ночные видения, Зарница на четвереньках выбралась наружу — да так и застыла, выпучив глаза. Ее черта-оберег наполовину стерлась, как проведенная много дней назад, а снаружи, у самой границы, в землю глубоко впечатались конские копыта — тут топтались две или три лошади. Трава на склонах по бокам не была порушена — лошадь словно спустилась с неба и потом снова взмыла ввысь, как птица.