Дороги славы - страница 44

   Музыковеды в "поле" всегда оказывались в странном положении: их почему-то по определению считали специалистами по аудиозаписи. Вся звукозаписывающая техника переходила в их ведение, на них возлагалась обязанность обрабатывать все звукозаписи, независимо от того, музыкальные они или нет, и переписывать их на постоянные носители. Работа нудная, скучная, съедающая уйму времени, -- но освящённая годами традиция сваливала её на музыковедов. Музыковед Маша страдала от этого особенно: опыта звукозаписи в полевых условиях у неё было немного, обращаться со сложной техникой она училась на ходу и постоянно боялась, что неправильно подключила микрофон или не туда повернула регулятор уровня записи. Да ещё батарейки имели привычку кончаться без предупреждения прямо посреди исполнения -- пока она возилась с перезарядкой, в записи возникали невосполнимые лакуны. После второго такого случая было решено, что писать на один диктофон опасно -- можно неожиданно потерять ценнейшую запись. И одновременно с Машей всегда кто-нибудь вёл запись на второй диктофон. Чаще всего это была Леся, иногда -- Санжи, но иногда и Маша держала оба прибора сразу: одновременно батарейки в них не кончались.

   Леся была фольклорист, причём странностью её положения ей постоянно тыкали в нос учёные "коренных" национальностей. Леся, украинка, выросла в русском окружении, в Новосибирске, украинский язык знала более-менее прилично, кроме этого говорила по-английский и по-испански, но сибирские языки систематически не изучала. И для работы с фольклорными текстами сначала долго билась над подстрочниками, обложившись словарями, грамматиками и постоянно прося консультаций у лингвистов. Коллеги-фольклористы, у которых какой-нибудь национальный язык был родным, не упускали случая поставить под сомнение осмысленность изучения их родного фольклора человеком, который не владеет языком; некоторые докатывались даже до заявлений в стиле "пусть славяне свой славянский фольклор исследуют". Леся с ними по первости спорила, ругалась, а потом поняла, что лучшие учёные из национальных научных школ поддерживают её, а не дураков-квазипатриотов местечкового толка, и перестала обращать на их внимание. И скоро могла сносно (хоть и со словарями) читать на четырёх сибирских языках. А "национальные кадры" нередко не владели ни одним больше языком, кроме родного и русского, да и по-русски изъяснялись и писали безграмотно. В институт, где работали члены отряда, постоянно приходили на отзыв диссертации "из регионов", которым требовалось суровое языковое редактирование. Этим частенько тоже занималась Леся...

   В таком составе отряд и работал -- чаще всего разделяясь пополам: один из пары ведёт беседу с информатором, другой снимает видео или фотографирует. Обычно Леся работала с Санжи, а Маша -- с Петей, причём Машу как музыковеда в первую очередь интересовали исполнители песен (и танцев), поэтому она вместе с Петей брала на себя песенниц и запевал хоровода (впрочем, снимать хоровод приходили все), а Леся и Санжи записывали в первую очередь описания обрядов, мифологические рассказы, предания, сказки и прочие виды повествований.

   Для танцев вышли на солнечную полянку за зданием почты, покрытую нежной светло-зелёной травкой. Якутам было принципиально танцевать осуохай на траве, это тунгусы с удовольствием плясали и на песке, и на гальке... Танцевали все, кто оказался поблизости, - и Вася, и директор Элеонора, и несколько старшеклассников, вышедших передохнуть от запаха извёстки, и даже русский водитель Паша, который привёз группу из Верхоянска. Признанным запевалой в посёлке был Егор Петров -- сухой, как палка, старикан в возрасте глубоко за восемьдесят. Когда он стоял спокойно, подбоченясь и пристально глядя куда-то в горизонт, он напоминал старого индейского вождя из кино с Гойко Митичем. Но стоило собраться хотя бы нескольким желающим танцевать, как Егор терял свою монументальность, и выяснялось, что он вполне ещё бодр и способен вести хоровод два-три часа подряд, как это обычно делают на празднике лета.