Дороги в горах - страница 16
Иван Александрович поднялся с дивана и, искоса поглядывая на сына, прошелся по комнате раз, второй. Чувствовалось — ему нужно что-то сказать Игорю, но он еще не знает, с чего и как начать разговор.
— Хочу поговорить с тобой, как со взрослым. Ведь ты аттестат получил, да и вообще большой уже. — Остановившись против сына, Иван Александрович солидно прикашлянул, расправил плечи. Но плечи у него были узкие, обвислые, а сам он тщедушный, маленький, значительно меньше сына… — Вот собираем тебя. Сколько хлопот, расходы немалые, а ты уверен, что сдашь?
— Почему же нет?
— Наплыв большой.
— В сельскохозяйственный-то?.. Не может быть!
— И в сельскохозяйственный наплыв. Ты что, ничего не видишь? Все учатся. И все стремятся в институты. Разве хватит мест?
Игорь на секунду задумался, потом решительно тряхнул головой.
— Ну что же, буду сдавать, — сказал он с присущей молодости беспечностью. — Ведь я готовился.
— А другие, думаешь, не готовились? Еще больше твоего.
— Не пойму, что ты от меня хочешь? Гарантий, что ли, каких? — спросил Игорь, раздражаясь.
— Хочу, чтобы ты понял, что поступить в институт не просто. А если не сдашь, тогда что? В МТС пойдешь?
Игорь молчал. О работе в МТС он никогда не думал, да и думать не собирался. Какая необходимость? Вон Колька пошел, и ладно. А ему в МТС нечего делать. Отец просто умышленно сгущает краски. Но зачем?
Отец пошел в свою комнату. Игорь слышал, как он выдвинул ящик стола, как, закуривая, чиркнул спичкой. И вот он появился в дверях с зеленым конвертом в руке.
— Передашь Сергею Борисовичу Баталину. Он кафедрой в институте заведует. Как приедешь, сразу передай, не забудь смотри! Поможет.
Игорь взял конверт с неохотой, прочитал адрес, подумал, затем неторопливо подошел к столу и так же неторопливо положил конверт.
— Не возьму!..
На большее у Игоря спокойствия не хватило. Он начал говорить взахлеб, беспорядочно жестикулируя:
— Зачем эти привилегии? Я хочу, как все… Нечестно так. Понимаешь, папа… С какими глазами я пойду к Баталину? Нет!
Иван Александрович, хотя и ожидал сопротивления, но не такого отчаянного, и поэтому в первое мгновение растерялся. Его беспомощный взгляд остановился на жене, которая, сидя на диване, делала вид, что занимается укладкой багажа, а на самом деле внимательно следила за разговором.
— Мать, ты слышишь?
— Он превратился в невозможного грубияна. Родителей считает за каких-то врагов. Убежден, что мы хотим ему плохого. Я понимаю, откуда это идет: от хороших знакомств.
— При чем тут знакомства?
— Тише! — Иван Александрович покосился на открытую в кухню дверь.
Феоктиста Антоновна поднялась и сердито ее захлопнула.
— Посмотри, как он разговаривает с родной матерью!
— Ладно, давайте все обсудим спокойно, — предложил Иван Александрович, закуривая новую папиросу. — Я уже говорил тебе, Игорь: не все можно взять в лоб. Надо уметь заходить и с фланга и с тыла. Иначе пропадешь, как щенок в зимнюю стужу.
— Отец, не то говоришь! И сам знаешь, что не то. Ведь знаешь!..
— Вот и возьми его! — Иван Александрович окончательно растерялся.
— Игорь, как тебе не стыдно! — укоряюще сказала Феоктиста Антоновна. — Другой бы на твоем месте благодарил отца.
Игорь, потупясь, молчал.
Глава седьмая
Девочка с белыми пушистыми волосами и большим голубым бантом на макушке вскарабкалась на стол, потянулась к настенному календарю.
— Бабушка! Бабушка! Красный день! Посмотри!
— Ну что раскричалась? — отозвалась из кухни старуха.
— Иди сюда! Скорей, бабушка!
Бабушка, держа в руках сито, вошла в комнату.
— Слезь, Леночка, со стола. Слезь, дорогая. Там у папы бумаги…
— Красный день, бабушка! Вот он! Скоро мама приедет!
— Знаю, приедет наша блудящая.
— Мама не блудящая! — девочка сердито топнула ногой, а вслед за этим хитро заулыбалась. — Я поеду с мамой встречаться. Вот… Папа возьмет.
— Знамо, возьмет. Только со стола слезь. Испортишь бумаги — попадет нам.
А вечером, после ужина, когда Леночка безмятежно спала, мать советовалась с сыном:
— Блинчиков, что ли, завести? Она любит их.
— Любит, — согласился Валерий Сергеевич. — Только Варя на этот раз не приедет.
— Почему так? Иль что случилось? — испугалась старуха.