Дорогой бессмертия - страница 19

— Зайдем.

После обмена паролями Кузнецов предупредил хозяина конспиративной квартиры Домбровского:

— Обо мне никому ни слова, Казимир Иванович. Вы меня не знаете.

— Ясно, — кивнул головой Домбровский. — А квартирой моей распоряжайтесь по своему усмотрению.

— Благодарю. Если кто-либо из соседей спросит, почему к вам заходил офицер, скажете — заказал уздечку. Сведения передадите товарищам, которые к вам зайдут через пару дней.

Возвратились к Приходько с наступлением ночи. По дороге Кузнецов говорил:

— Нельзя мне здесь оставаться. Обратят внимание, что хожу в летней форме. Поедем в отряд, а если удастся, по дороге добудем зимнюю форму.

Заметив мое удивление. Кузнецов успокоил:

— Сюда мы скоро вернемся. Не унывай, друг!

На Кудринском маяке нас встретила группа из шестнадцати партизан во главе с лейтенантом Маликовым. Рассевшись на подводы, мы направились к шоссейной дороге Костополь — Александрия. Возле неё остановились, надеялись взять «языка» и, если удастся, — зимнюю офицерскую форму.

По шоссе проезжали крестьянские подводы, изредка проходили одинокие пешеходы. Лежа на сухой траве, Кузнецов мял в руке пилотку.

— Что-то их долго нет!

Но вот раздался свист Николая Приходько, что означало «приготовиться». Наши взоры обратились вперед. Подпрыгивая на ухабах, по дороге несся стального цвета «опель-капитан». Едва машина приблизилась, как в нее полетела граната. Раздались выстрелы. «Опель» проехал еще метров двести и свернул в кювет. Из него выскочили три офицера и двое штатских. Пригнувшись и стреляя, видимо, для острастки, они побежали в кусты. Мы их не преследовали, а подбежали к машине, взяли там туго набитый портфель, связку бланков и пистолетную кобуру. С этими трофеями поспешили вглубь леса. И вовремя, ибо подъехавшие на грузовиках гитлеровцы открыли интенсивный огонь. Однако причинить нам урон они не могли. Стволы деревьев мешали вести прицельную стрельбу.

Несколько раз переменив направление, чтобы сбить с пути преследователей, группа наша без потерь скрылась в лесных зарослях недалеко от села Озерцы. Место оказалось удобным для просмотра подходов к лесу. Мы начали располагаться на отдых, как вдруг обратили внимание на то, что в воздухе стоит тошнотворный трупный запах.

— Откуда несет? — послышались голоса.

— Сейчас узнаем, — отозвался Михаил Шевчук.

Не прошло и пяти минут, как Шевчук вернулся. Лицо у него бледное, губы плотно сжаты.

— Пойдемте! — позвал он без всяких пояснений.

В ста метрах от поляны, на небольшой возвышенности, поросшей молодыми сосенками, виднелась землянка. В ней вповалку лежали убитые женщина и двое детей — мальчик лет десяти и девочка не старше шести лет. У женщины лица не было видно — сплошное кровавое месиво. Правая рука оторвана выше локтя.

Кузнецов точно ушел в себя. И лишь бледные пятна на лице выдавали его волнение.

— Рвать гранатами женщин и детей! Какие варвары!..

Под вечер группа залегла возле дороги, связывавшей села Озерцы и Адамовку, предварительно заминировав участок. Когда все приготовления были закончены, Николай Иванович тихо мне сказал:

— Замученные женщина и дети бежали из города и спрятались в лесу. Их выследили украинские полицейские, а фашисты растерзали несчастных.

— Откуда это вам известно?

— Когда вы отдыхали, я встретил крестьянина недалеко от нашей стоянки. Он приехал в лес за дровами. От него все и узнал.

На большаке появился фаэтон, запряженный парой серых рысаков. Кучер едва сдерживал ретивых коней, чтобы те не переходили в галоп.

— Ух, и славные кони! — не удержался от восторга Приходько. — Таких убивать жалко!

— Ты лучше посмотри, какое чучело там торчит, — перебил его Николай Гнидюк.

В светло-зеленой шинели — грузный офицер. Рядом с ним — молодая женщина.

— Да это же людвипольский крайсляндвирт! — заметил кто-то из партизан.

— М-да. Это фрукт!

— Тс… Тс… — предостерегающе пронеслось по цепи.

Фаэтон подъезжал к заминированному участку. Затаив дыхание, все следили за его приближением к роковой черте. «Сейчас, сейчас!» — отдавалось в голове. Но в решающий момент взрыва не последовало. Галкин не дернул вовремя шнур. Усталый от переходов, бессонных ночей, он вздремнул. Разбуженный треском сухой ветки, Галкин вздрогнул и что есть мочи потянул шнур. Послышался оглушительный взрыв. В воздух поднялись комья земли.