Доржи, сын Банзара - страница 27

Послышался конский топот. Залаяла собака. Обычно на ее лай не обращают внимания. От старости она поглупела и нередко лает на телят, на телегу, на соседей. Но сейчас Эрдэмтэ забеспокоился: «Уж не зайсан ли, не начальники ли? Может, за семью рублями налога приехали?» Он заторопился, стал надевать халат, но руки не попадают в рукава. Взял тяжелую войлочную шапку… Вместо ожидаемого властного окрика раздался мальчишеский голос:

— Эрдэмтэ-бабай дома?

Эрдэмтэ откинул кошму и шагнул через порог. От юрты испуганно шарахнулся лохматый толстоногий конь. Босой парнишка Гунгар, батрачонок Мархансая, едва удержался в седле. Собака, не разобрав, с лаем бросилась на хозяина. Эрдэмтэ пнул ее ногой: дурная примета, когда собака лает на хозяина.

— Что случилось?

— Мархансай велел завтра по дрова ехать. Сказал, чтобы на рассвете выехали.

Гунгар, не дожидаясь ответа, ускакал.

В юрту вошла Димит Эрдэмтэ обернулся, хотел рассказать о требовании Мархансая, но увидел ее печальное лицо и смолчал. Она наклонила перед ним подойник.

— Вот смотрите. Это утренний удой от двух коров… Что дети есть будут? А ведь теперь самое благодатное время для скота. Коровы должны хорошо доиться.

Ребятишки проснулись, оживились, увидев мать с подойником, выглянули из-под одеяла. Самые маленькие затеяли возню. Мать налила им чаю с молоком. Пятилетний Дугар заревел:

— Не хочу чаю, хочу молока-а…

Димит ласково уговаривала его, гладила по головке, а Дугар ревел все громче.

Эрдэмтэ наконец рассердился.

— Если любишь молоко, почему не встаешь раньше? Отправлялся бы с братом овец пасти… Вместе с ягнятами сосал бы там досыта. В твои годы я так делал. Оставь его, Димит, не уговаривай. Раз не пьет, значит не голоден.

Дугар забрался с головой под одеяло. Димит стало жаль сынишку.

— Маленький он…

Эрдэмтэ хотел что-то ответить, но Димит перебила:

— Цоли вчера говорила, что ее ребята просятся с вами на зимник. Я сказала, пусть идут. Будете воду пускать — помогут, дерн будут носить.

— Вставай, Аламжи, — обернулся Эрдэмтэ к сыну. — Может, удастся сегодня полить покос…

Димит стала хозяйничать у очага.

Подул ветерок. По дымной юрте полетели мохнатые хлопья сажи, из очага поднялась мелкая горячая пыль золы.

— Юрта совсем старая стала. Ни от холода, ни от ветра не спасает. Куда ни повернись — дыры…

— Брось, жена! Про нашу юрту даже в улигерах говорится. Помнишь, как там сказано: «У высокого белого дворца тысячи ясных окон блестят». А ты жалуешься: «дыры»! — Эрдэмтэ вынул кисет и опять со вздохом сунул его за пазуху.

Во дворе залаяла собака. В юрту вошли Балма и Доржи.

— А, помощники пришли? Где же Харагшан?

— С мамой по дрова уехал.

Эрдэмтэ подумал: «Чем помогут эти мальчики? Вот Харагшан — другое дело. Тот бы повыдергал дерн не хуже меня».

— Ну ладно… Идите к огню, отогрейтесь, а то ноги, наверно, озябли…

Ребята присели у очага: мокрые от росы ноги и в самом деле озябли. Димит постелила им шкуру теленка.

— Нам не холодно, — солидно сказал Доржи. — Вон какая толстая кожа на ногах — ни мороз ни жара не пробьют.

Эрдэмтэ взглянул на мальчугана.

— Это ты на Рыжухе будешь скакать?

— Я! — с гордостью ответил Доржи.

— Ну, ну… Я постараюсь раздобыть денег, чтобы поставить на Рыжуху. А ты уж меня не подведи.

— Не подведу, Эрдэмтэ-бабай!

Степь устала от зноя. Светло-синие горы обступили ее: далеко-далеко, у горизонта, узенькой полоской белеют их снеговые шапки. Оттуда, с голубых хребтов, спустилась было короткая утренняя прохлада. Но Эрдэмтэ и ребятишки, шагающие с ним рядом, видят: туман становится розовым, поднимается и медленно тает в лучах жаркого солнца.

Эрдэмтэ присаживается на траву. Он достает кисет и бережно, как живую птичку, берет в руку свою черную трубку. Доржи следит за Эрдэмтэ с любопытством. Руки у него большие и жилистые, рукава халата оторваны — починить их, видно, было уже нельзя… Эрдэмтэ сладко потягивает трубочку, следит за сизым табачным дымком. А тот вьется в тихом воздухе, сплетает хитрые узоры…

— Эрдэмтэ-бабай, — нарушает молчание Доржи, — почему вас зовут Эрдэмтэ — Ученый? Вы же не умеете читать.

— Не знаю… Может быть, мать надеялась увидеть меня грамотным. Может быть, лама подшутил, для забавы дал такое имя…