Достойные моих гор - страница 9

А если его сейчас арестуют и вышлют, купа ему идти?

Славный вояка обеспокоен

Полковник Мариано Вальехо был встревожен в той же степени, что и Джон Саттер. Он чувствовал, что арест иностранцев продемонстрирует внешнему миру слабость мексиканского правительства в Калифорнии. Он знал, что депортация группы американцев и европейцев может привести к серьезпейшим последствиям; правительства стран, к которым принадлежали эти люди, могли счесть это нарушением международного права. Калифорния, заброшеп- ная, пренебрегаемая и едва ли желанная для Мексиканской республики, не имела достаточных сил, чтобы оказать сопротивление даже самому ничтожному агрессору.

Вальехо хорошо знал губернатора Хуана Батисту Аль- ворадо - они вместе росли в Монтерее и, хотя он был всего лишь на год или два старше Альворадо, последний приходился ему племянником; Вальехо наблюдал за тем, как власть, которой добился Хуан, делала его все более нервным и неуверенным в себе. «На каждом шагу я подвергаюсь оскорблениям со стороны пьяных последователей Айзека Грэхема, - жаловался губернатор Альворадо. -

Во время моих прогулок по саду они обычно подходят к забору и обращаются ко мне в недопустимо фамильярных выражениях: «Эй, Батиста, поди-ка сюда, мне нужно поговорить с тобой». «Батиста-туда, Батиста-сюда!»

Никто никогда не оскорблял Мариано Вальехо. В возрасте тридцати одного года он уже - главнокомандующий мексиканскими силами Севера. Действуя в одиночку, Вальехо заложил самые деловые и процветающие поселения в Сонома-Вэлли, в том месте, которое индейцы называли Лунной долиной. Как и Джон Саттер, Вальехо прежде всего был колонизатором. Посланный на Север в возрасте двадцати трех лет, когда он был комендантом форта в Сан-Франциско, с целью изучить причины индейских волнений и выяснить, что кроется за визитом русского губернатора Ситки в форт Росс (русское поселение на побережье примерно в пятидесяти милях к северу от Пресидио), юный лейтенант поднялся на вершину холма и увидел расстилающуюся перед ним долину, покрытую дубами, золотыми маками, с великолепными пастбищами и блестящими на солнце ручьями. Подобно Саттеру при виде Сакраменто-Вэлли Мариано влюбился в долину с первого взгляда. Через год или два, будучи во главе колонизации Севера, Мариано вспомнил о Лунной долине и возвратился сюда, чтобы построить казармы для солдат, Каса-Гранде для себя и своей семьи, поднять целину и посеять кукурузу и пшеницу - и все это без единого реала помощи из Мехико или Монтерея.

«Я просто не мог заставить себя вести праздную, беззаботную жизнь, столь обычную среди местного населения»,- говорил Вальехо.

У него было широкое красивое лицо, могучее телосложение, по характеру это был упорный боец, если уж его вынуждали к борьбе, талантливый руководитель, наделенный большим интеллектом, - одним словом, он являл собой некий сплав, рожденный двумя различными эпохами. Его мать из Люгосов в Сан-Луис-Обиспо - одной из лучших фамилий Калифорнии - обладала, по словам современников, «пуританской силой характера. Она привила своим детям силу воли и честолюбивые замыслы». Мариано был обучен дублению кожи, обжигу кирпичей, умел шить обувь, сворачивать сигары, ему была привита любовь к книгам и тяга к знаниям, которые он сохранил на всю жизнь. В семилетнем возрасте он взбунтовался против изучения «Христианской доктрины» Рипальди, которую ему приходилось изучать из-под плетки. Бунт этот получил логическое завершение, когда в возрасте двадцати трех лет он купил несколько ящиков с книгами с судна в Йерба-Буэне, хотя и знал, что они были запрещены клерикалами, которые, по его словам, «стерегли все порты и гавани Калифорнии, подобно святому Петру, охраняющему врата рая, чтобы воспрепятствовать проникновению книг либерального направления».

Вальехо уплатил четыреста шкур и десять бочонков сала стоимостью в 1000 долларов за книги, создав таким образом лучшую в Калифорнии библиотеку. По его приказу были сделаны тысячи кирпичей из глины с соломой, дверные проемы из дуба, каменные плиты для арочных сводов, обожженпая черепица и деревянные брусья для полов, вытесанные вручпую, в то время как даже самые преуспевающие из его соотечественников великолепно обходились земляными полами. Он навлек смерч деловой активности на «пасторальную Калифорнию», в которой считалось, что мужчина не должен делать ничего такого, чего нельзя было бы сделать, пе слезая с седла.