Дот - страница 17

Майор Ортнер повернул голову и взглянул в глаза Харти.

— Тот парень подбил два танка…

— Один танк, господин майор.

Они говорили о разных вещах. Не трать слов, сказал себе майор. Это существо ничего не поняло — и не поймет. Никогда.

— Во-первых, ефрейтор, не перечь старшему по званию…

— Виноват, господин майор.

— … а во-вторых — у второго танка он сорвал гранатой гусеницу. Если б ты был внимательней — ты бы это понял сам.

Когда говоришь — снимаешь груз с души; хотя бы часть груза. Тогда легче думать. Но думать не получалось. Почему эти солдатики не ушли с позиции, когда увидали, что против них — танки?..

Ортнер поднял вмятую в землю винтовку. Мосинское старье. Оттянул затвор. Пусто. Из соседнего окопчика (из того, что утром было окопом) торчал приклад. Ортнер вытащил, проверил забитый сухой землей затвор. Тоже ни одного патрона…

— Почему же они не сдались, господин майор?

Если бы я это знал…

Двое все же пытались бежать. Одного застрелили на склоне, другой успел добраться до ячменного поля.

— Гляньте, господин майор! — позвал Харти, отгребая прикладом карабина землю. — Этот, вроде бы, еще живой.

Майор подошел. Зеленые петлицы — пограничник; в петлицах два малиновых треугольника — сержант. Танк прошел над ним, вдавив в землю; гусеница ободрала лицо и часть скальпа.

— Еще бы пару сантиметров — и черепушка — хрусь! — Харти смачно сплюнул. — И если бы я был шаманом, я бы по его мозгам прочитал, о чем он думал в последний миг своей жизни.

Дай бог памяти, подумал майор Ортнер, какой же это поэт написал, что нет зрелища более приятного, чем беспомощный, поверженный враг? Для малыша Харти — особая минута. Ведь сейчас он чувствует себя хозяином судьбы этого сержанта. Хозяином его жизни. Когда будет время и желание — надо бы подумать, что при этом происходит с душой…

— В последний миг он не думал — он стрелял, — сказал майор Ортнер. — Забери у него винтовку.

Харти с трудом расцепил широченную лапу сержанта. Это была токаревская самозарядка, майору приходилось держать такую в руках, когда был в России на маневрах. Оптика разбита, в магазине и в стволе — пусто, но один патрон Харти нашел у сержанта в кармане хабэшных бриджей. В кармане гимнастерки он обнаружил только удостоверение — и бросил не глядя.

— Подай-ка его мне, — сказал майор Ортнер.

ВКП(б). С первого взгляда майор Ортнер решил, что это большевистский партбилет, но вчитался — и понял, что сержант пока не был большевиком. Пока только кандидат. Удостоверение было выдано всего семь недель назад, 1-го мая. Майор Ортнер уже знал эту манеру большевиков: все события привязывать к их революционному календарю. Может — для торжественности? Или — чтобы легче запоминалось?..

Сержанту было двадцать два года. Сверхсрочник. Лицо крестьянское, хотя кто его знает. По плечам, по торсу и кистям рук видно, что силой природа его не обделила. Даже опрокинутый танком, он не выпустил винтовку. Характер. Впрочем — пока не открыл глаза и не проявил себя действием — кто может знать, какой у него характер…

— Не нравится он мне, — сказал Харти. — Не знаю — почему, но не нравится. Я бы его пристрелил… на всякий случай. — Харти вдруг придумал причину — и радостно добавил: — Все равно ведь не жилец!

Как элегантно он повернул ситуацию! — признал майор Ортнер. Я воспринимал все как бы со стороны, ощущал себя зрителем, — и вдруг оказываюсь судьей. Оказывается — это мне решать: белое — или черное, жизнь — или смерть. А Харти будет только исполнителем. Человеком, который ни за что не отвечает. Ему велели — сделал…

Еще до фронта не добрались, а душу майора Ортнера уже пытались нагрузить. А если она не совладает с этим грузом?

Убить — и забыть об этом?.. Не получится. Если бы это случилось в бою, даже в ближнем бою, даже в рукопашной, — тогда другое дело. Ты — или тебя. А вот так — без эмоций, без ненависти, как скотину…

Майор Ортнер понял, что не хочет быть судьей.

— Не пытайся показать себя большим дикарем, чем ты есть на самом деле, — сказал он Харти. — И потом: кто жилец, а кто нет — не тебе судить. Это Божий промысел.

Неплохо получилось — спихнул всю ответственность на Бога. Хотя известно, что как раз Он ни за что не отвечает. Он судит потом.