Дойти до неба - страница 7

стр.

8.45 . Воскресенье 8 мая 1988 г., г. Ленинград, ул. Вавиловых, 12. Родильный дом N 15.

— Услышьте меня, милая, — этот страж правопорядка явно издевался.

Судя по веселым искоркам в глазах, не очень-то он и страдал.

— В ваших нежных ручках моя жизнь и моя смерть.

Но все равно — чертовски приятно. Медсестра была не настолько молода и красива, чтобы быть избалованной вниманием мужчин, и не настолько стара, чтобы такое внимание полностью игнорировать.

— Но ведь она лежит в дородовом, а я работаю в родильном. Отнесите в справочную, там передадут.

Милицейский старшина легко завладел рукой работницы родильного отделения и нежно приложился губами к ладошке. Она еще, глядя сверху, успела заметить, какая у него импозантная лысина. Ему идет.

— Солнце мое, ну вы подумайте, передавать цветок, как пакет с мандаринами, — он скроил кислую мину. — Все равно, что душу по почте отправлять.

Улыбается. И, кажется, опять издевательски. Но как это ему идет…

— Да и поймите, сладкая вы моя, я же ведь к упомянутой Ирине Владимировне, собственно, и отношения никакого не имею. Меня только передать попросили. Но я, как человек ответственный, вовсе не хочу пускать это дело на самотек. Вы же понимаете. Я посмотрел на все эти лица вокруг и понял, что доверить такую миссию могу только вам, — он открыто улыбнулся и закончил уже с напускной строгостью: — И вообще, долг каждого советского гражданина — оказывать посильную помощь органам правопорядка. А долг органов — быть ближе к народу. Общаться, так сказать, и защищать.

А он и в самом деле уже близко. Собственно, ближе и некуда. Когда это он успел так прочно захватить руку? Ой, а халатик-то тесноват… Сдалась сестричка.

Правда, случилась маленькая неприятность. Очень шипы у розы острые оказались. Аж в двух местах укололась. Старшина очень расстроился. И похоже, на этот раз — совершенно искренне. Он приложил обе руки к своему сердцу:

— Простите меня, Танечка, будьте великодушны. Вот так же и шипы вашей красоты пронзили мое сердце… — и вновь, уже на прощанье, поцеловал ее ладонь. — Надо бы продезинфицировать…

Страж порядка еще какое-то время задумчиво смотрел в закрывшуюся дверь приемного покоя. Впрочем, может, оно и к лучшему. Работает девица в родильном, общается напрямую с детьми. Дополнительный шанс. Старшина щелкнул пальцами, что-то прошептал и, взяв со стула фуражку, вышел прочь.

10.15 . Воскресенье 8 мая 1988 г. Киевское высшее военное авиационное инженерное училище (КВВАИУ). Курсантское общежитие, 4-й этаж.

Базов злился на весь белый свет. Мало того, что завтрашний день пропал напрочь, так и сегодня Дуб в город не пустил. Как пацана из строя вывел, к ПХД, мол, готовься. Славка умней оказался, даже форму одевать не стал и на построение не пошел вообще. Лежит себе спокойненько на койке и в телик пялится. Обидно. Димон закинул фуражку в шкаф и тяжело проковылял до тумбочки с чайником.

— Чай будешь?

— Буду.

И голос-то у него спокойный, будто и не наказывали его сегодня. Флегма.

Зам о к включил чайник в розетку и молча переоделся. Захотелось пива, но бросаться на поиски оного в воскресенье по окрестным магазинам — дохлый номер. Вчера надо было озаботиться, да кто ж знал?…

— А Биль на сутки ушел? — Слава оторвал взгляд от телевизора и посмотрел на командира. — Когда вернется?

— На сутки. Завтра. К вечеру.

Димон вполне имел право добавить: и я бы мог. В увольнение-то, в суточное. Сегодня ушел, завтра вечером вернулся. Не стал добавлять. Собственно, сам виноват, не Славка.

— Зачем он тебе сдался?

— Плохо дело.

Комод вроде и не расслышал вопроса, и только тут Димка заметил, что происходящее на экране вовсе не интересует однополчанина.

— Славка, ты чего? Что-то случилось? Да брось, подумаешь — увалом больше, увалом меньше. Сейчас чайку попьем, да махнем на стадион, мячик погоняем, а?

Вот ведь как бывает — нашлось, кого успокаивать, так и сам успокоился.

Славик сел на кровати и задумался. Потом на что-то решился, посмотрел Димону в глаза и заговорил вовсе не о мячике.

— Димка, мне нужна твоя помощь. Сейчас и быстро. Времени очень мало. Не могу тебе пока ничего объяснить, не поверишь просто. Но действовать надо немедленно, иначе… — он провел себе ребром ладони по шее.