Доживем до января - страница 88

— Будь ты проклят мутант!

— Я — человек, и если бы вы — гады, не экспроприировали у меня винтовку, то я мог бы оказаться еще и гуманным ЧЕЛОВЕКОМ.

«Собакам собачья смерть. А я теперь как обезьяна по деревьям скакать должен. Жизнь, ты не справедлива». В голове тысячей пожелтевших листовок, гонимых радиоактивным ветром прошуршал смех Зоны. «Я так и знал, что ты не пропустишь шоу любимого актера. Может, нашепчешь, где мне теперь если не новой, то б/у винтовкой разжиться, наверное, валяется где-то неподалеку, грустит по сильной сталкерской руке». Еще один смешок и тишина. Он выбросил руку вперед, хватаясь за ветку следующего дерева. Потом еще раз. Остановился. Оглянулся. Капля металась по поляне, собирая в свое раздувшееся нутро трупы. За время, проведенное ртутной каплей в лесу, она разрослась до размеров маленького озера цвета жидкого серебра. «Что б ты „должниками“ подавилась, а лучше отравилась ими или высохла» — Олвидар отсалютировал аномалии открытой флягой.

Прыжки с дерева на дерево высосали последние силы. Вот и кончился лес, а вместе с ним и долгий день. На горизонте вырисовывалась громада ЧАЭС. Тучи раздвинулись, выпуская слепое солнце Зоны на волю. В его заходящих лучах громада Часовни казалась заброшенным замком людоеда. Следы распада и разрушения выглядели отталкивающе и привлекательно одновременно. Но не завиден удел того, кто поверил в то, что людоед сгинул много веков назад, нет, он живет и здравствует в своем замке, плодя кошмары этой радиоактивной земли, пожирая души своих детей и врагов, ибо перед лицом Зоны-Матушки все равны. Ветер трепал листья всевозможных форм и оттенков жженой фольги, проводил своими пальцами по жесткой траве, прижимал к замерзшему телу сырую одежду, приносил звуки Зоны. Выли слепые псы, прятались в зарослях непонятной растительности тушканы, контролеры сидели в телепатическом чате, обсуждая новогодние новости, сталкеры обустраивали схороны, и только «монолитовцы» собирались в дорогу. Неожиданно идиллию пейзажа и мыслей Олвидара нарушила автоматная очередь. Он медленно отпустил ствол дерева, вокруг которого была обвита его гипертрофированная конечность. Беззаботное созерцание вечернего ада пришлось прервать. «Вот сволочи, может это мой последний закат, а вы, эх…» Мимо леса шли пятеро. «Да что ж в этом мире творится-то?! Даже со „Свободой“ проще договориться, но, нет, мне достался „Долг“. Может это символично: что-то из прошлой жизни, какой-то долг?… Я нарост на дереве, меня не видно, не слышно, просто нет». До слуха Олвидара донесся диалог долговцев.

— Последний сигнал был из леса.

— Ночью я туда ни ногой.

— Разобьем лагерь здесь. Над нашим схороном расплескалась «газировка», весь проход заполонила. Вокруг уже куча дохлых мутантов валяется, видать ее ядовитыми газами траванулись. Но ничего, пара выбросов и аномалия исчезнет.

— Я тоже на этот схорон рассчитывал, — прошептал Олвидар.

— Как бы нам самим за эти пару выбросов не исчезнуть.

— Какой же ты болван, Стега. Кто такие вещи в Зоне, да еще и на ночь глядя, говорит! Стоишь на часах полночи, на вторую половину место вакантно для еще одного умника.

Небольшой костер резко очертил форму противогазов и рельефность брони. В воздухе запахло разогретой тушенкой и гречневой кашей. Олвидар почувствовал укор от своего желудка. «Давай, вопи, пусть вся округа знает, что голодный излом следит за „долговцами“ с трехметровой высоты». Кто-то настойчиво сверлил затылок. «Если я не обернусь, оно не нападет» Олвидар скосил глаза, насколько позволяла его анатомия и еще на чуть-чуть. Сквозь слезную пелену он увидел желтый глаз чернобыльской кошки. «Я в прошлой жизни вас скорее всего не любил». После этой мысли сталкер почувствовал толчок в спину, поскользнулся на еще не просохшей от дождя ветке и, собирая по пути все сучья, упал землю. Мохнатая зараза мягко приземлилась на Олвидара, и распоров острыми когтями плащ удрала в лес. На сталкера смотрело аж пятнадцать глаз, пять из которых не должны моргать, ни в коем случае.

— Допрыгалась, белка чернобыльская.

— Я тут на еду смотрел, да попросить стеснялся. — Говорю как излом, выгляжу как излом и сдохну как излом. — На самом деле я о «капли» прятался, она тут по всему лесу шарит.