Драконов не кормить - страница 32

стр.

Ахнир с интересом смотрел на гостя.

– А если этот дракон умеет делать что-нибудь красивое, к примеру, огнём дышать, так это ещё лучше, джа, – нарочито бодро закончил тот и отёр ладони о штаны. – Если согласен – так можем поутру заключить уговор у местного стряпчего. Меня хоть в степях, хоть в Квафе каждый знает, и каждый скажет: слово Фезимия, сына Акаты, так же крепко, как племя, что стоит под моей рукой. Ты и твой отряд сможете провести у нас до трёх дней, если вам этого захочется. Будешь моим личным гостем, джа, устроишься на самых удобных местах в тени навесов, будешь кушать самых сочных ягнят под соусом чимай, пить самую сладкую степную настойку и плясать с самыми бойкими девками! А когда настанет время отправиться дальше – мои сыновья проводят твой отряд до границы наших пастбищ, и все в степи будут знать, что Фезимий, сын Акаты принимал вас в гостях на празднике приплода. В степях это значит немало, джа.

На Илидора, который зажмурился и почти неслышно напевал, не разжимая губ, никто даже не взглянул.

– Хорошо, джа, – решился Ахнир Талай. – Я привезу дракона на твой праздник. Только скажи детишкам, чтобы не вздумали дёргать его за хвост. Эта паскуда может и руку оттяпать, и не говори потом, что я тебя не предупреждал!

Глава 5

«Драконыши, которые вылупились здесь, в солнечном мире, не знают, что такое близость Такарона, и я не уверен, что лишённое этого чувства существо имеет право называться драконом».

Вронаан, старейший ядовитый дракон

Горный Уррек, тридцатый день сезона восточного ветра

Илидор чувствовал себя немного прибитым после ночёвки в спальном доме, после огромной тарелки горячей каши с жареной морковью на ужин и лепёшек с молоком на завтрак. Спать ему пришлось на шерстяном ковре у камина, но Илидор не возражал нисколько. Даже Чайот Гарло, который устроился на ночлег под дверью, мрачно сверкая серьгами в ухе, не испортил дракону настроения. Скорее, наоборот – немало повеселил, поскольку глядел на Илидора с такой тоской, словно больше всего на свете мечтает его сожрать, но не приучен есть руками.

Илидор так и не сумел придумать, с чем был связан приступ доброты Ахнира, на кой он потащил дракона и сподручника ночевать в комнату – другие эльфы Донкернаса так делали, когда ездили с драконами, с которыми вполне свыклись, но сказать, что Талай свыкся с Илидором или просто захотел его порадовать?

Вечером и утром Ахнир был слегка задумчив, то и дело чесал затылок, кривил губы, отчего его лицо приобретало брюзгливое выражение, косился то на Илидора, то на сподручников, но в конце концов всё покатилось как обычно: дракон в клетке, клетка в повозке, повозка катится по дороге.

Ехали они долго, с рассвета и почти до полудня, и в тёмной повозке было отчаянно скучно. Обычно Илидор дремал в пути, но этой ночью он прекрасно выспался, и теперь ему отчаянно хотелось побегать, попрыгать, полетать и поорать. Так что он даже почти обрадовался, когда с особо противным, каким-то издевательским скрипом повозка наконец остановилась на уклоне – это было понятно по тому, как Илидора повело вбок.

Дракон подумал, что площадка, где стоит повозка, должна быть плотно утоптанной, с желтовато-серой землёй. В Урреке много таких мест: невысокие горы и вьющиеся между ними извилистые дороги, будто случайно сотканные ветром и пылью пару мгновений назад и через мгновение готовые снова рассыпаться в пыль.

Полог отдёрнули, Илидор привычно зажмурился, не дожидаясь, пока из глаз брызнут слёзы от солнечного света. Даже из-под закрытых век он видел, какой этот свет яркий и жёлтый.

Рратан, бывавший в приморском домене Зармидас, как-то говорил, что горы Уррека выглядят точь в точь как рельеф морского дна. А Хшссторга, услыхавшая это, фыркнула и ответила, что тут нет ничего удивительного, ведь меняется всё, даже камень, так почему бы горам Уррека не оказаться бывшим дном морским. Потом Хшссторга и Моран степенно спорили, могут ли сегодняшние горы быть когдатошним морским дном, и Хшссторга говорила:

– Разумеется, да, ведь всё может измениться до неузнаваемости, если дать ему побольше времени – скажем, десять тысяч лет или сто.