Драконы Вавилона - страница 19

Вилл продолжал ходить взад-вперед, как леопард, запертый в клетку, а тем временем дракон, невидимо для глаза находящийся в нем, обдумывал возможные наказания. Порка кнутом лишь укрепит в этом самом Без-имени его ненависть и решимость. Отрубить ему руку? Это тоже не решение, ведь он уже лишился одной конечности и все равно остался опасным, не знающим колебаний врагом. Заточить его навечно в темницу? В деревне нет такой темницы, если не считать самого дракона, но дракон отнюдь не желал принимать в свое тело это дьяволово отродье со всей его непредсказуемостью. Значит, смерть. Кроме смерти, ничего тут не придумаешь.

Смерть, но какого рода? Удушить? Нет, слишком уж это быстро. Сожжение было бы гораздо лучше, но у всех окрестных домов соломенные крыши. Топить пришлось бы в реке, вдали от самого дракона, а тому непременно хотелось, чтобы мана[8] страшной кары была для подвластных ему селян неразрывно связана не только с его собственной духовной личностью, но и с его материальной оболочкой. Можно бы, конечно, притащить сюда огромный чан, наполненный водой, а лучше бы даже вином, но тогда в брыканьях и барахтаньях казнимого появится юмористический элемент, абсолютно здесь лишний. Ну и опять же, слишком уж это быстро.

Дракон неспешно перебрал все варианты, а затем остановил Вилла перед сидевшим на земле Без-имени. Он вскинул голову Вилла и дал малой доле драконьего света воссиять из Вилловых глаз.

— Распните его.

К полному Виллову ужасу, селяне так и сделали.

Это продолжалось часы и часы, но незадолго до рассвета мальчик, звавшийся когда-то Паком Ягодником и бывший лучшим другом Вилла, уже умерший однажды и возродившийся к роли его Немезиды, а затем готовивший мятеж, который мог при удаче закончиться падением дракона, устал бороться за жизнь и испустил дух. Он передал свое имя своей высокочтимой прародительнице Матушке Ночи, его тело обмякло, а утомленные бурным днем и невыносимо долгой ночью селяне смогли наконец разойтись по домам, чтобы лечь спать.

Чуть позднее, уже покинув тело Вилла, дракон сказал:

— Хорошая работа, хвалю.

Вилл, недвижно лежавший в пилотском кресле, ничего не ответил.

— Ты достоин вознаграждения и непременно его получишь.

— Не надо, господин, — устало отмахнулся Вилл. — Ты и так слишком много для меня сделал.

— Хмм. А ты знаешь первый и верный признак того, что холуй признал наконец справедливость своего жалкого положения?

— Нет, господин.

— Этот признак — жалкая наглость. По каковой причине ты получишь не наказание, а, как я уже сказал, награду. Прислуживая мне, ты заметно вырос. Твои вкусы стали более зрелыми. Ты заслуживаешь чего-то большего, чем твоя собственная рука. Заслуживаешь и получишь. Иди к любой женщине и скажи ей, что она должна делать. Ты имеешь на то мое дозволение.

— Мне не нужен этот твой дар.

— Так я тебе и поверил. У Большой Рыжей Маргошки есть три дыры, и ни в одной из них она тебе не откажет. Проникай в нее, как тебе угодно и сколько угодно. Крути ее сиськи, как только тебе заблагорассудится. Скажи ей, чтобы она ликовала, едва завидев тебя. Скажи ей вилять хвостом и радостно лаять подобно дворовой собаке. Пока у нее есть дочка, ей не остается иного выбора, как подчиняться. Примерно то же относится и к любому из моих возлюбленных подданных вне зависимости от их пола и возраста.

— Они тебя ненавидят, — заметил Вилл.

— Как и тебя, моя радость, как и тебя.

— Но тебя по вполне серьезной причине.

Последовало долгое молчание. А затем огнедышащий дракон сказал:

— Я знаю твой мозг так подробно, как не знаешь его и ты сам. Я знаю, чем ты хотел бы заняться с Рыжей Маргошкой — с ее согласия или даже без. Верно говорю, в тебе таится жестокость, далеко превосходящая все, что знаю я. Этот дар получает от рождения любое плотское существо.

— Ты лжешь!

— Правда, что ли? Тогда скажи мне одну вещь, моя дражайшая безвинная жертва. Да, когда ты повелел старейшим распять Без-имени, приказ отдавался мною, моим дыханием и голосом. А вот что касается формы… разве не ты выбрал, как именно будет осуществляться кара?

Все это время Вилл вяло лежал в пилотском кресле, бездумно разглядывая безликий стальной потолок. Теперь он резко сел, его лицо побелело от потрясения, как в тот короткий момент после того, как тебя ударят, и до того, как кровь прихлынет к голове. Без задержки продолжая то же самое движение, он встал и повернулся к люку.