Драма по классике - страница 11

– Девочки, никто не брал мои влажные салфетки? – оглядываюсь на одноклассниц.

– Ты нас сейчас обвинила в воровстве? – вопрос с наездом от Кати Волковой даже не сюрприз для меня.

У меня такое чувство, что она специально нарывается на открытый конфликт.

– Нет, я просто спросила.

– Ах, ты просто спросила, – тянет девушка. – А мне показалось совсем другое. Да, девочки?

Одноклассницы молчат. И я понятия не имею, что это значит. На чьей они стороне.

– Забыли, – бросаю через плечо и пытаюсь натянуть водолазку на вспотевшее тело. На спине, как обычно, ткань застревает.

– Как у тебя, новенькая, всё просто, – не унимается Катя. – Сперва обвиняешь, а потом просто “забыли”! А я, к примеру, не страдаю плохой памятью.

– Что тебе от меня надо? – психуя, разворачиваюсь к Волковой, пытаясь одной рукой расправить чёртову водолазку на спине.

– Чтобы ты не забывала, кто ты такая.

Меня никогда не примут в этой школе. Пока здесь главенствует эта королева, мне не дадут спокойно жить.

Я молчу. Что бы я сейчас ни сказала, она повернёт мои слова против меня. Поэтому решаю просто отмолчаться.

Дверь в раздевалку распахивается, и я лицезрю рыжеволосую голову свой спасительницы.

– Дина, ты там скоро?

Запихиваю кроссовки в рюкзак, забрасываю его на плечо и покидаю женский улей.

– Ты вовремя, – говорю Насте и выдыхаю.

Похоже, я не дышала. Думала, что девица в любой момент может на меня наброситься.

– Что случилось?

– Ничего, слава богу.

Настя смотрит на меня с подозрением, но вопросов не задает, и я, чтобы не развивать дальше данную тему, спрашиваю:

– А где в нашей школе “святая святых”?

– Что? Туалет? – не понимает, о чём я.

– Библиотека, дурында, – хихикаю, – Странно, что я ещё вчера там не побывала.

– Дин, ты как Гермиона Грейнджер, ей-богу.

– А ты тогда Рон Уизли, со твоим-то отношением к учебе.

– Отлично подмечено! – Встряхивает своими рыжими волосами одноклассница, и мы смеёмся в голос.

Неужели так будет продолжаться весь учебный год? Чёрные полосы будут сменять белые, и наоборот?

После уроков, как и было оговорено, прихожу в библиотеку. Открываю учебник алгебры и просматриваю темы, которые в моей школе я ещё не прошла, а в новой уже пропустила.

Школу в Казани я, наверное, всегда буду считать своей, ведь именно там я проучилась предыдущие десять лет, а в этой всего каких-то два дня. Капля в океане времени. Если быть честной, я пока не могу назвать эту школу своей и даже не думаю, что буду готова прийти на встречу выпускников спустя десять лет.

Может, я рано ставлю крест, но ничего с собой поделать не могу. Слишком видна разница. И мне трудно представить, что что-то может измениться и я вдруг стану своей в стенах этой школы.

Для того чтобы стать своей, как мне кажется, необходимо всего лишь следовать простым правилам:

1) не нарываться;

2) спокойно реагировать на нападки;

3) не отвечать на агрессию той же монетой;

4) быть вежливой;

5) не пялиться на Королёва.

Всё ясно и понятно. Но, пожалуй, я не смогу следовать своему списку правил, а если быть конкретней, то это касается последнего пункта. Я не могу на него не пялиться, пока он направляется в мою сторону, обходя парты.

Ярослав ловит мой взгляд. Поздно уже отворачиваться, поэтому просто жду, когда он подойдёт.

– Привет, – не знаю, что ещё сказать. Не на опоздание же его пятнадцатиминутное указывать.

– Виделись же, – усмехается парень и с шумом отодвигает для себя стул. Морщусь от противного скрежета ножек по полу.

Он садится, вальяжно откидываясь на спинку стула, и вытягивает ноги вперёд, нечаянно или специально – этого я не знаю – задевает мои ступни. Я резко отвожу их в сторону. Ярослав рассматривает меня, словно впервые видит. От его взгляда мурашки бегут по коже, а на руках поднимаются волоски, слава небесам, что на мне длинные рукава и он этого не видит.

Но я-то это чувствую. А ещё дрожь во всём теле от его присутствия.

Ярослав – очень красивый юноша. И я не могу забыть тот поцелуй. Чего не скажешь о парне. Он ясно дал понять, что не желает о нём вспоминать и хочет, чтобы и я забыла. Но разве такое можно забыть?

Он продолжает меня рассматривать, и я, пользуясь случаем, следую его примеру, что-то мне подсказывает – сейчас можно. Другой возможности может больше не представиться.