Драматический взгляд. Пьесы - страница 15
Голда: Зато от души.
Моше Даян
Авансцена: улица перед входом в Кирию. Неподвижно стоит Женщина. Быстрым шагом появляется Даян. Женщина останавливает его.
Женщина: Простите, я плохо вижу, но мне кажется, что вы важный генерал?
Даян: Да, госпожа, я тут самый важный из всех генералов.
Женщина: Смеетесь над бедной женщиной. Ну, смейтесь, смейтесь. Только скажите, пожалуйста, когда вернется мой Эли?
Даян: Хотелось бы мне вас обнадежить, да не могу. И я не знаю, и никто не знает, ведь война только началась.
Женщина: Да, конечно, я понимаю. Но, видите ли, так тяжело ждать. Казалось бы, с годами можно было бы научится, но нет, ждать становится все труднее.
Даян: Я понимаю.
Женщина: Вначале я ждала Сашеньку – это мой брат. Друзья называли его Алекс, а папа – Сэндр, но для меня он всегда был Сашенькой, ведь он был намного младше меня. Правда, тогда было легче ждать, ведь у меня тоже была винтовка и я тоже… Но это неважно. Вы знаете, тогда, в 48-м еще не было этих телефонов на улице, только в Тель Авиве да и те по большей части были сломаны. А он был в Иерусалиме, ну разве оттуда позвонишь. Вот я и ждала.
Даян: И как?
Женщина: И не дождалась. Сашенька так и не вернулся. Ну что делать, пришлось жить дальше, выйти замуж, родить детей. Вначале у меня родилась дочка, Шуля....
Даян: Извините меня, но меня ждут. Я должен идти.
Женщина: Да, да, конечно. И последите там, чтобы быстрее закончилась эта война.
Даян: Я постараюсь.
Даян уходит.
Голда и Даян в коридоре Кирии.
Голда: Где ты был?
Даян: Где бы я не был, я был на связи.
Голда: Моше, мы сейчас не под протоколом. Из какой постели тебя вытащили?
Даян: В этой постели не слишком мягко, и многие уже легли в нее навечно. Я сейчас с позиций на Голанах.
Голда: Ах, вот оно что. Ну и как там?
Даян: Держимся и будем держаться. Сирийцы выдыхаются, а к нам подходят резервисты, да что я говорю – большинство уже там.
Голда: Но к ним тоже идет подкрепление из Ирака и из Иордании.
Даян: Плевать! Я не про танки говорил, а про дух армии. Главное – ударить в нужный момент, и они побегут.
Голда: Тебе виднее. Ладно, меня ждут.
Входит Стенографистка.
Голда: Ты надолго вышла?
Стенографистка: Я нужна?
Голда: Не сейчас. Можешь пока покурить… без протокола.
Голда уходит.
Стенографистка: Будете ругаться?
Даян: За что? А, за тот позавчерашний случай? Нет, не буду. Как ты сказала? "обосравшиеся политиканы". Да, это как раз про нас.
Стенографистка: Я пожалуй…
Даян: Не, не – все верно. Вот только понимаешь ли ты почему мы все, по твоему изящному выражению, "обосрались"?
Стенографистка: Не считайте меня дурой, пожалуйста. Сейчас вы скажете, что испугались за судьбу страны.
Даян: Ты так не считаешь? Говори, не стесняйся.
Стенографистка: Вам не понравится то, что я скажу.
Даян: Говори, но только будет лучше, если ты не будешь касаться ни Премьера, ни Аббы, ни начальника генштаба. Не то чтобы они были неприкосновенными фигурами, но, как бы тебе сказать…
Стенографистка: Вы не хотите говорить о них у них за спиной, верно?
Даян: Что-то в этом роде. А вот по мне ты можешь пройтись в свое удовольствие. Тем более, что офицеры не слышат. Итак?
Стенографистка: Я думаю, что вы действительно испугались за страну…
Даян: Вот уж – спасибо!
Стенографистка: …Но не только…
Даян: А чего же еще я мог испугаться? За свою шкуру, что ли? Да, есть немало египтян, да и сирийцев тоже, которые не отказались бы меня собственноручно вздернуть на ближайшем фонарном столбе.
Стенографистка: О нет! Этого я не говорила, да и никто не посмеет сказать такое про героя Дгании.
Даян: Тогда что-же? Не тяни. Может быть ты намекаешь на карьеру?
Стенографистка: Ну, перспектива потерять кресло могла бы вас озадачить, разозлить, вогнать в депрессию, наконец, но не напугать же до усрачки.
Даян: Ты сегодня необычайно добра ко мне. Так что же?
Стенографистка: Ненужность!
Даян: Не понял?
Стенографистка: Вас до смерти напугало то что этот что мир изменился и уже не нуждается в таком как вы. Здесь уже не надо вести за собой в атаку и бросаться на пулеметы. Здесь уже никто не позволит высадить десант, не дожидаясь приказа. Здесь победителей судят, а дающих палестинцам работу обвиняют в эксплуатации. Что вам делать в этом новом мире? Вот что вас напугало.