Дремлет земля - страница 34

Через минуту он выпрямился. Просунув руку за дверь, он ощутил грубую поверхность тыльной стороны гобелена. Узелки на ощупь казались ветхими. Он встал на колени, ощупал пол и обнаружил, что гобелен свисает до самого низа. Стоя на коленях, он уловил топот сапог, звяканье шпор, резкие голоса. Саймон метнулся назад и прикрыл дальнюю дверь за собой. В коридор просочился лучик света. Саймон снова смазал слюной петли и смог прикрыть дверь почти до конца.

Покои с другой стороны Избиения Младенцев заполнились людьми. Хорошо были слышны кашель, скрипение кресел, шарканье ногами, которое предшествуют любому совещанию. Шум смолк, когда кто-то — предположительно Мескарл — постучал по столу.

— К порядку! К порядку! Приступим.

Другой голос. Нетрудно узнать ядовитые интонации Малана.

— А что, милорд, нам можно не опасаться ваших проклятых жучков?

— Да. То, что будет сказано здесь, не услышит никто посторонний. Можете говорить здесь столь же откровенно, как в своей собственной спальне.

— Может быть, и более откровенно, отец.

Саймон широко раскрыл глаза. Стейси не упоминал альбиноса в числе тех, кто был посвящен во все секреты. И все же он оказался здесь, на самом секретном совещании планеты. Когда Саймон покидал замок «Фалькон», о существовании этого мальчика ходили только слухи. Его предполагаемая мать исчезла — было объявлено, что она заболела и скоропостижно скончалась. Теперь, по-видимому, Магус стал силой, с которой придется считаться.

После первоначального обмена любезностями совещание продолжалось до четырех утра, пока все, в большей или меньшей степени, не пришли к согласию. Когда в комнате снова стало темно и тихо, Саймон захлопнул дверь, прошел по узкому коридору и закрыл за собой другую дверь. Он вернул леди Иокасте нормальный сон и направился в казарму охранников. По пути он взял перстень с печаткой с блюда и положил его в карман.

Дуэнья проснулась, когда он проходил мимо, и потянулась в своем кресле. Она проводила Саймона своими желтыми глазами. Старуха походила на большую, пригревшуюся на солнце ящерицу.

Несмотря на многолетние тренировки, Саймон не смог утихомирить свои мысли и заснуть в эту ночь. Слишком о многом нужно было поразмыслить.

Ни один из дворян, за исключением несокрушимого де Пуактьера, не поднялся на завтрак. Большинство вышло только к обеду. Некоторые собрались на соколиную охоту, и им был придан отряд охранников. Саймон понял, что в замке предприняты усиленные меры безопасности. Опасаются увеличения активности мятежников, чувствуется, что партизаны могут воспользоваться собранием власть имущих, чтобы предпринять массированное нападение.

Ни Богарта, ни Саймона на включили в этот отряд. Более того, были отобраны только те, кому доверял сам сенешаль. Остальная часть гарнизона была переведена на казарменное положение на все те восемь дней, пока гости должны были оставаться в замке.

Впервые за день они вышли из замка на полуденный парад, и теперь жмурили глаза от яркого солнца. Когда все стояли в положении «вольно», ожидая смотра, откуда-то сверху раздались слабые крики. Как они ни выворачивали шеи, никто ничего не увидел.

Когда всех разбили на группы для несения послеобеденной службы, Саймон с Богартом оказались на посту в дальнем конце внутреннего двора. Там они и увидели источник шума. Почти у самого верха башни «Фалькон» висела большая клетка и кованного железа. Клетка, сделанная из железных прутьев, отстоящих друг от друга на несколько сантиметров, раскачивалась на ветру. В углу клетки сжался в комочек старик, который прошедшей ночью в банкетном зале убил своего сына.

Солдат, стоявший поблизости от них, кивком показал на качающуюся тюрьму. Молодец этот белолицый, всегда держит слово. Пообещал старику, что тот будет жить, и ни один человек его не тронет. Вот он и висит там, в тишине и спокойствии. Хотя, кажется, он уже хочет пить, а пока не жарко. Завтра ему захочется есть. Хотя никакой одежды на нем нет и он худой как щепка. Наверное, ночи ему не пережить.

Богарт сплюнул, и плевок упал совсем рядом с ногой солдата.